Александр Александров - Следователь и Колдун

На вид ему могло быть как тридцать, так и все пятьдесят лет; лицо мужчины выглядело молодо, но сетка морщин в уголках глаз намекала на более преклонный возраст, чем казалось на первый взгляд. Широкие скулы, темные волосы, убранные в аккуратную прическу (капелька лака и бриолина — как раз столько, сколько нужно), бородка клинышком, чуть раскосые глаза — восточное лицо. И глубокий бронзовый оттенок кожи: этот человек долгое время жил там, где солнце — жаркое, злое и опасное, однако мужчине ему явно не приходилось работать в поле. Тонкие пальцы, наманикюренные ногти, золотая часовая цепочка, текущая из нагрудного кармана — явно не беден, но глубокие узловатые мозоли, похожие на шрамы избороздившие руки странного господина намекали на тяжелый изнурительный труд в далеком прошлом.

— Присаживайтесь. — Фигаро кивнул на кресло у стола. — Чем могу быть полезен?

— Я правильно понимаю, что вижу перед собой Александра Фигаро, следователя ДДД? — мужчина мягко сел в кресло (в этом движении было столько почти танцевального изящества, что следователь растерялся) и сложил руки на коленях. В его голосе скорее угадывался, нежели слышался акцент, но какой именно, Фигаро определить не мог.

— Вы совершенно правы, любезный. Что вам угодно?

— Вас рекомендовали мне… — посетитель чуть запнулся, — как специалиста в области метафизики и Других проявлений. Не спрашивайте только, от кого поступили рекомендации. Да это, в общем, не имеет особого значения.

— Кхм… — Следователь почесал затылок, — Боюсь, что вас ввели в заблуждение. Я действительно немного разбираюсь в упомянутых вами областях. Но я не колдун-академик. Я следователь Департамента Других Дел. Это несколько…

— О, я знаю, что такое ДДД, — перебил посетитель, — и поверьте, я адекватно оцениваю ваш уровень квалификации: нечто среднее между младшим офицером ударной группы Инквизиции и начитанным колдуном из «Бюро Других Услуг». Но, насколько я понимаю, вы — самый квалифицированный колдун в радиусе ста верст.

Определение было настолько точным, что Фигаро покраснел. Впрочем, откровенность гостя, скорее, подкупала.

— Да, где-то около того… Так чем могу быть полезен?

Гость нахмурился, плотно сжал губы и некоторое время молча смотрел куда-то в потолок. Затем он глубоко вздохнул; его лицо разгладилось.

— Скажите, господин Фигаро, что вы знаете о джиннах?

— Джинны? — губы следователя едва заметно дрогнули. — Кроме того, что их не существует?

— Ну, — мужчина улыбнулся, — вы же специалист по Другим, а, стало быть, не хуже меня знаете, что сказать будто нечто подобное «не существует» нельзя. Есть демоны, исполняющие желания. Почему бы не существовать и джиннам?

— О, — Фигаро засмеялся, — приятно поговорить с человеком, сведущим в подобных вопросах! Ну что я могу сказать: такие демоны существуют. Некоторых из них, при определенной сноровке и силе заклинателя можно даже принудить исполнять мелкие желания за просто так. Но джинны… Как джинн описывается в околонаучной литературе? Другое существо привязанное к некоему объекту-«тюрьме», обладание которым позволяет человеку — не колдуну, а вообще кому угодно — повелевать джинном. И джинны, согласно преданиям, не занимаются всякой ерундой — они творят чудеса с размахом. Разрушить город, или, там, подъять армию мертвецов на войну с врагом. Другие такое могут, без сомнения. Вот только Других такой силы не привяжешь никаким колдовством — они за пределами логики. Наши формулы и пентакли для них — детская мазня на стенах. Джиннов не существует, поверьте мне.

— Логично, — гость кивнул, — очень и очень логично. Но Другие, как вы сами сказали, за пределами логики.

— Ну, это бронебойный аргумент. — Фигаро не сдержал улыбки. — Но у меня встречный вопрос: к чему этот разговор? У вас есть знакомые джинны?

Гость, однако, не улыбнулся в ответ. Его лицо не несколько секунд застыло, после чего исполнило несколько быстрых мимических композиций: страх, недоверие, гнев, отчаяние. Мужчина закрыл глаза руками, а потом как-то сразу резко взял себя в руки, одернул полы плаща и быстро заговорил:

— Господин Фигаро, не подумайте только что я мистификатор или праздношатающаяся личность из ближайшей опиумной курильни, которой везде чудятся черти. У меня есть история, и эта история напрямую связана с Другими проявлениями, и про джиннов я спросил не просто так. Но есть проблема. Я не могу обратиться в Инквизицию, потому что в конечном счёте окажусь в камере. Я не могу пойти к столичному колдуну-специалисту из Академии, потому что окажусь в желтом доме. И не могу обратиться к сельской знахарке, потому что мой случай явно выходит за рамки ее компетенции. Вы же — нечто среднее, поэтому я думаю, что могу к вам обратиться. К тому же я слышал, что вам доводилось вляпываться в самые невероятные истории, так что к моей вы тоже будете терпимы.

— Вы хотите рассказать историю? — Следователь снял с примуса закипевший чайник, подождал, пока его крышка не перестанет подпрыгивать, и налил в заварник кипятка.

— Да, правильно. А потом понять, насколько вы мне верите, и чем можете помочь. Я, кстати, готов очень щедро заплатить…

— Сударь, — Фигаро поднял руку, — давайте я буду с вами откровенен: в этом городишке богаче меня только местный голова, господин Матик. — В деньгах я не нуждаюсь. Но, — он бросил взгляд на будильник у кровати, — у меня еще четыре часа приемного времени. А вы — посетитель, у которого, как вы утверждаете, имеются проблемы, которые по моей части. Так что я вам внимательно слушаю.

— История будет долгой.

— И отлично. По крайней мере, сегодня мне не придется выслушивать очередной рассказ о том, как домовой в борделе тетушки Сары напился как плотник и, пардон, нагадил в корыто. К тому же чуйка подсказывает мне, что вы можете рассказать историю удивительную…

Гость улыбнулся и потер указательным пальцем переносицу. Подумал, а затем сказал:

— Так получилось, что я почти не помню своих родителей…

Своих родителей Асад не помнил.

О, он по памяти мог нарисовать портрет своей матери: красивое лицо, которое немного портили тонкие губы и родинка на левом крыле носа (ее, впрочем, было почти не видно), длинные черные волосы, темные глаза с густыми пушистыми ресницами, но он ничего не мог сказать о ней самой. Какой она была? О чем говорила с ним, рассказывала ли ему сказки на ночь, пела ли колыбельные? Ничего нет, ничего не осталось в памяти.

Отца он помнил лучше: очень тихий мужчина, казавшийся лишь тенью человека — его можно было потерять из виду в совершенно пустой комнате. Но он не был трусом и мечом владел так, что даже площадная стража не рисковала с ним связываться, когда он, бывало, возвращался домой под вечер совершенно невменяемым от выкуренного гашиша и выпитого вина. Его звали Сахиб; он был мастером-оружейником и мог бы зарабатывать очень, очень много денег, но вместо этого большую часть времени проводил либо с бутылкой, либо за книгами. Кто-то рассказывал, что он пережил Черное поветрие, и что после этого в его голове что-то повредилось, но правда ли это, Асад так и не выяснил.