Александр Александров - Следователь и Колдун

Бессмертие! Раньше он никогда не задумывался о том, что его жизнь закончится. Он был еще очень молод, и старость казалась чем-то вроде безумно далекого острова, до которого, конечно, доберутся все, но путь к нему еще ой какой неблизкий. Однако теперь, вспоминая пустые места в учебной комнате, где совсем недавно сидели точно такие же мальчишки, как и он сам, Асад понял, что конец жизни — штука, которая может наступить без спросу, внезапно, и до старости он, Асад, может просто не дожить.

А сколько всего было в мире — такого, чего он никогда не видел и может не увидеть! Миллионы прекрасных книг, места, в которых хотелось бы побывать, все те океаны, горы и пустыни, по которым, сжимая зубы, пробирались герои прочитанных им историй — весь мир, который мальчик только начал пробовать на вкус. Осознание того, что жизнь может просто так взять и закончиться накрыло его как огромная, душная простыня.

На следующий день Асад дождался конца уроков и подкараулил учителя Наджиба в коридоре. Тот, однако, только усмехнулся, увидев мальчика, жмущегося в углу, потрепал его по голове и сказал:

— Я заметил, что ты весь урок сидел как на еже. Что-то случилось? Говори, не бойся. Мне, кстати, ты можешь задавать любые вопросы, я в этом проекте далеко не последний человек.

Асад показал Наджибу книгу, и тот, разумеется, сразу же ее узнал.

— А, «Три истории с разным концом». Я не люблю Хасана Аль-Брека — слишком много морали на квадратный сантиметр бумаги. Но пишет он хорошо, этого не отнять… Что тебя так взволновало? Великие горы Нур? Их не существует, это выдумка. Хотя, поверь, горы Син за Великой Стеной ничуть не хуже.

Асад запнулся и покраснел. Признаться в своем неожиданном страхе смерти оказалось внезапно очень сложно. Так сложно, что у мальчика перехватило дыхание. Вместо этого он выпалил:

— Я хочу стать колдуном! Скажите, господин Наджиб, это возможно?

Наджиб засмеялся, но веселья в этом смехе не было. Он положил мальчику руку на плечо и сказал:

— Идем, сделаю тебе чай. Мне сюда привозят просто сногсшибательный чай — попробуешь — потом ничего другого пить не сможешь… Думаешь, я не знаю, что ты со своим приятелем тыришь книги о колдовстве из старой библиотеки? Колдунами стать хотите?.. Ах, мальчик, если бы все в этом мире было так просто…

Комната Наджиба, как оказалось, находилась в двух шагах от учебного класса. Она была такой же по размерам, как и комната самого Асада, но казалась крохотной из-за того, что была до потолка завалена бумагами. Здесь были книги, документы в пухлых папках, свитки — в тубах и без — просто бумажные листы густо исписанные непонятными знаками, опять книги, еще книги — целые горы книг. Книги громоздились целыми колоннами, подпирая потолок, лежали на мебели, валялись на маленькой кровати и просто на полу.

— Садись. — Наджиб сбросил с кресла кучу папок прямо на пол, а сам с ногами забрался на стол, где уселся в почти безупречный лотос (для своего веса он, все-таки, был довольно подвижен). — Чай уже заваривается; слуги хорошо знают мой распорядок дня… Значит, говоришь, в колдуны подался…

Он грустно причмокнул губами и потупился.

— Я тоже когда-то хотел. Розовая мечта безоблачного детства. Не получилось — нет чувствительности к эфиру. Ну как: есть, но недостаточная.

Асад, который к тому времени уже примерно понимал, что такое эфир — чтение книг из заброшенного сектора старой библиотеки не прошло зря — почувствовал внезапный липкий страх.

— А я… А как узнать, есть ли у меня эта… ну… к эфиру?

— У тебя — есть, — отрезал Наджиб.

И тут же добавил, глядя прямо в глаза мальчику:

— Но колдуном ты стать не сможешь. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

…с Асадом случилось нечто вроде припадка: едва нахлынувшая на него после слов Наджиба о том, что он чувствителен к эфиру волна облегчения столкнулась с ударом слов «…никогда и ни при каких». Эти две волны столкнулись внутри Асада, ударили его под дых и странным образом погасили друг друга. Неожиданно спокойно мальчик спросил:

— Но почему? Ведь если я…

— …если ты чувствителен к эфиру, то ты потенциальный колдун, знаю, знаю. Но это не вполне верно. Точнее, вполне неверно. Термин «чувствительность к эфиру» придумала кучка дегенератов от метафизики — ну что такое «чувствительность»? Эфирные колебания и аномалии чувствует каждый. То есть вообще каждый. Просто некоторые не понимают, что они чувствуют. Колдуны — это те, кто способен манипулировать эфиром. Но тут тоже есть проблема.

Он поставил на стопку книг перед Асадом чашку. Это была чашка из тончайшего фарфора украшенная незамысловатой, но очень красивой росписью: взлетающий журавль и заходящее солнце. Асад впервые увидел этот изобразительный стиль, но роспись ему очень понравилась.

— Очень красиво… — мальчик аккуратно коснулся чашки пальцами.

— Киехара Юкинобу. Это его картина. Не знаю, расписывал ли он посуду — не узнавал. Вряд ли это авторский рисунок. Мне тоже нравится… Так вот: каждый из нас может вместить в себе некоторое количество эфира. Вот как эта чашка. Смотри: я наливаю в нее чай. Чашка имеет такое устройство, что ее можно наполнить и опустошить. Это, собственно, и делает ее чашкой. То же самое с колдунами: они могут «набирать» в себя эфир и «выплескивать» его наружу. Чем больше количество эфира, которое может вобрать в себя колдун, тем он сильнее. Ведь если я плесну на тебя из этой чашки, то намочу тебе рукав или волосы. А вот если я окачу тебя из ведра, то тебе придется долго сушиться. Логично?

— Вроде так.

— А если у меня будет огромная цистерна воды?

— Тогда… Тогда вы, наверно, вообще меня смоете?

— Звучит, вроде, тоже логично, да? Но на самом деле ты просто не сможешь эту цистерну поднять. Есть некий порог, определенное количество эфира, которым может оперировать человек. Да, некоторые могут поднять целую бочку с водой, но никто и никогда не поднимет водонапорную башню. Слабые, сильные — не важно. Есть предел.

Некоторое время Асад молчал, пытаясь переварить эту концепцию.

— То есть, — сказал он наконец, — самые сильные колдуны… самые слабые? Я что-то не понимаю.

— Нет. Самые сильные есть самые сильные. Это те колдуны, которые умеют аккумулировать много эфира и умеют при этом с ним работать. А вот ты, например, как и все другие мальчики-участники проекта, могу аккумулировать в себе…. скажем так: очень, очень много эфира. Просто невероятно много. Так много, что ты вообще представить себе не можешь.

Асад подумал и заплакал: тихо и горько. Только что Наджиб прихлопнул мечту его жизни словно назойливую муху, и это было больно, неожиданно больно. Это было, в конце концов, несправедливо. Но…

— Но ты не расстраивайся, мальчик, — Наджиб хихикнул. — Вот реально — не стоит. Ты будешь куда сильнее самого сильного колдуна. И гораздо опаснее.