Сергей Лукьяненко - Z: Квази. Кайнозой [сборник litres]

– Скучаешь?

Михаил помолчал, потом кивнул.

Машина остановилась у длинного пятиэтажного здания. Одна из «хрущёвок», переживших как вдохновителя своей постройки, так и советское государство, да и вообще государство в прежнем понимании. Странно, ведь много жилья освободилось, а кваzи не склонны жить в просторных хоромах. И всё равно в этом унылом здании продолжают жить люди.

Ностальгия?

Или один из признаков того краха «общества потребления», который сопутствовал Катастрофе?

Водитель снял наушники, вопросительно посмотрел на Михаила.

– Подожди здесь, Игорь, – попросил Бедренец, вылезая.

– Что слушали? – не удержался я.

– «Рамштайн».

– Старые концерты?

– Нет, новые, уже в кваzи-составе. Они поэнергичнее, пободрее, – охотно сообщил водитель.

Покачивая в задумчивости головой, я вылез вслед за Михаилом. Он уверенно двинулся к крайнему подъезду, бросив через плечо:

– Дружинник уже ушёл, но Елена, надеюсь, осталась дома. Задерживать её оснований нет, сам понимаешь.

Я понимал. Перед Катастрофой, из-за разгула терроризма и общемирового кризиса, понятие «прав человека» несколько ужалось, а полномочия полиции и спецслужб несколько расширились. Случившееся, как ни странно, всё отыграло в обратную сторону.

Мы поднялись на третий этаж, Михаил позвонил. Дверь открылась почти сразу, на пороге стояла женщина. Немолодая, но эффектная, ухоженная, с хорошо наложенной косметикой, с неброской, но качественной бижутерией. Одета она была нарядно, как на выход в свет, хоть и своеобразно, в стиле ретро: в цветастой юбке и блузке в горошек. То ли мы её застали в последний момент, то ли она по дому так расхаживает.

– Елена Виленина? – вежливо спросил Михаил. – Мы по поводу вашего мужа…

– Вы нашли Андрюшу? – воскликнула Елена. – Где он, что с ним? Он не ночевал дома, он один, где-то там, в городе…

Она даже заломила руки на груди, что было бы нелепо и театрально в любой другой ситуации. Но к её блузке с рукавом в «три четверти» и плиссированной юбке с принтом из ромашек а-ля «шестидесятые годы двадцатого века» жест подошёл великолепно.

Уважаю женщин, умеющих так подать себя!

– Можно войти? – спросил Михаил, снимая шляпу. Я подумал, что он прекрасно подходит к этой женщине и этой квартире. Они будто из одной эпохи, хотя Елена ему не то что в дочери, во внучки годилась.

– Конечно-конечно. Входите! Нет, не разувайтесь, у нас не принято! Просто вытрите обувь о коврик хорошенько… Вы из полиции?

– Ну вы же знаете, – укоризненно сказал я, – в Санкт-Петербурге, городе культуры и кваzи, полиции нет! Только неравнодушные граждане.

Михаил глянул на меня укоризненно, но говорить ничего не стал. Мы вошли.

Квартирка была маленькая, но очень чистенькая и тоже вся выдержанная в стиле шестидесятых. Наверное, даже не наших шестидесятых, а американских. Мебель из пластика и стекла, яркие постеры на стенах, разноцветье – красная обивка кресел соседствовала с белыми столиками и лимонно-жёлтыми коврами, перламутровые светильники на стенах. Оживший пин-ап. Жалко, королевство маловато, разгуляться негде…

– Красиво тут у вас, – почти искренне сказал я.

– Это всё Андрей. – Елена зарделась. – Он художник, очень талантливый. Работает гейм-дизайнером, но в душе – художник… Что с ним?

– Мы пока не знаем, – сообщил Бедренец. Вслед за хозяйкой мы прошли в гостиную, уселись в кресла. – Но надеемся, что с вашей помощью быстро его найдём.

– Спасибо, – искренне обрадовалась женщина. – Может быть, чая? Или домашнего лимонада?

При словах о лимонаде я едва не поперхнулся. Впрочем, уж если люди живут в образе, то следуют ему до конца.

– Лучше чай, – попросил я. – Горячий. По погоде, знаете ли…

– Я быстренько… – Елена и впрямь энергично двинулась в крошечную кухню. – Чёрный, зелёный? У меня есть замечательный пуэр, если вы любите!

– Обычный чёрный, – попросил я.

– А мне воды, – сказал Бедренец. – Или очень-очень жидкий чай.

Через открытую дверь я видел, как Елена суетится на кухне. Холодильник там был бирюзового цвета, а покрытие на полу – в зелёно-белую клетку.

Мне захотелось надеть тёмные очки с серыми линзами.

– Вы понимаете, мы с Андреем живём душа в душу, – выкрикнула Елена с кухни. – Он никогда не уходил, никогда не ночевал вне дома… после возвращения. Я волнуюсь!

– А давно с ним случилось возвышение? – спросил я.

– Восемь лет назад, – с готовностью ответила Елена. – Он так нелепо умер, это просто уму непостижимо, его убило сосулей! Так неожиданно, среди зимы, мороз стоял и вдруг – бац! У него шапка была хорошая, норковая, я ему на годовщину свадьбы подарила, он мне подарил такую милую шапочку-пирожок, норковую, а я ему мужскую, тёплую. Мы договорились с ним о таком сюрпризе. Так шапку даже не пробило, представляете, но ударило так сильно, что он упал и умер. А уже темно было, переулок не людный, его и не заметили даже, он сам восстал и пошёл к метро! Представляете? Я думаю, что он домой стремился! Мы так друг друга любим, что он, восстав – домой пошёл. Потом его в лагерь отправили, я каждую неделю ходила навещать, молилась, разговаривала с ним. Это и подействовало, он уже через год возвысился, и вот с тех пор мы вместе…

Мы с Бедренцом переглянулись.

Разумеется, к метро убитый «сосулей» Андрей пошёл не потому, что собирался вернуться домой. Нечем ему было соображать о столь сложных материях. Двинулся он к наибольшему скоплению людей с целью поужинать.

Да и молитвы любящей жены тут были ни при чём. Если бы восставшие возвышались молитвами близких… как хорошо и просто бы всё было.

Конечно, Андрей был великолепным семьянином, если это осталось доминантой в его сознании. Но это теперь. В состоянии восставшего он был хищником и не более того.

Елена вернулась с подносом, на котором присутствовали и чайные чашки, и два фарфоровых заварочных чайничка – один побольше, другой поменьше, и вазочки со сладостями, и блестящий медный чайник с кипятком. Никаких пластиковых термопотов и чайников. Только хардкор, только пин-ап.

– Я всё-таки и чёрный, и зелёный заварила, – сказала Елена извиняющимся тоном. – И конфетки хорошие. Наши, питерские.

Яркие широкие браслеты на её запястьях позвякивали, когда она поставила перед нами поднос.

– Скажите, – наливая себе чёрного чая, спросил я, – когда вы видели мужа последний раз?

– Вчера вечером. – Елена опустила глаза. – Я рассказывала вашему коллеге. Мы посмотрели телевизор, мы всегда вечером смотрим сериал…

– Какой? – небрежно поинтересовался Бедренец.

– «Путеводный свет». – Женщина неожиданно смутилась.

– Не знаю такой, – удивлённо сказал Михаил.

– Это самый длинный сериал в мире, – пояснил я. – Шёл полвека, наверное. Если все серии подряд смотреть, то надо полгода у экрана провести. Неужели его снова стали снимать?