Константин Соловьев - Бумажный тигр (I. - Материя) [СИ]

Когда-то ему нравился Шипси, этот живой, непосредственный и горланящий край, в котором никогда не наступает завтрашний день. Но когда пришло время прочно обосноваться в чреве чудовища, он выбрал для себя Миддлдэк. Куда более спокойный, основательный и прочный, добрый старый Миддлдэк. Загодя зная, что укрытие, которого он ищет, это не шалаш на берегу необитаемого острова, а его убежище на многие годы вперед…

Брауни действовали не одни. Он должен был понять это сразу, вспомнив про потушенные фонари, следы воска на замках и страшные следы укусов на мертвых телах. Готовясь исполнить свой приговор, они заручились какой-то силой, чья природа была ему пока непонятна. Силой, с одной стороны, рассудительной и хитрой, точно опытный преступник, но, с другой, кровожадной и яростной, как дикое животное. Может, потому они и отложили задуманное на целые десятилетия, им нужно было время, чтобы найти эту силу. И, кажется, они ее нашли.

Лэйд перевел дыхание лишь оказавшись в Миддлдэке. Ноги немилосердно болели — напоминание о многих лишних фунтах его веса, но настоящей усталости он не ощущал, беспокойные мысли прогоняли из головы всё прочее.

Когда-то он бродил по Новому Бангору днями напролет, вспомнил он, вытирая со лба пот носовым платком. Искал слабое место у чудовища, уверенный в том, что такое обязательно отыщется. У любого чудовища, будь оно огромным великаном или испускающим пламя драконом, всегда есть уязвимое место. Он еще не знал, что Левиафан относится совсем к другому роду чудовищ…

Он бродил среди роскошных викторианских особняков Редруфа и унылых однообразных складов Лонг-Джона. С опаской исследовал смертельно опасные закоулки Скрэпси и столовался в лучших ресторанах Айронглоу. Хлестал с беспутными матросами ром в пропахшем водорослями Клифе и взирал на бледнокожие мертвые громады Олд-Донована. Тогда он еще не понимал, у Давида было больше шансов сразить Голиафа, вооружившись трухлявым желудем вместо камня, чем у него — одержать верх над Левиафаном, древним властителем вод, времени и материи…

Беспокойные ноги, как оказалось, принесли его на Тасман-стрит, это означало, что до Хукахука осталось по меньшей мере полторы мили. Сейчас это расстояние казалось ему огромным.

Можно зайти к Саливану, подумал Лэйд, озираясь, помнится, он как раз снимает комнату неподалеку. Сегодня у него не должно быть ночного дежурства, значит, сидит дома, если Макензи, конечно, еще не полощет ему уши в «Глупой Утке». Можно выпить по стаканчику разбавленного бренди, глядя на разгорающиеся звезды, и на пару часов ощутить себя живым человеком, напялив на себя фальшивую шкуру.

Лэйд усмехнулся. Бесполезно лгать самому себе, сейчас его влекла мысль не о спокойствии и не о бренди. Его и в самом деле подмывало встретиться с Саливаном, но по другому поводу. Новый Бангор заставил констебля забыть о брауни. Выдавил из его памяти все воспоминания, искусно подменив их. Но Саливан — полицейский, молодой, но чертовски дотошный и внимательный, как и полагается представителю власти. Наверняка в Мэнфорд-хаусе он обнаружил какие-то следы, которые пропустил косный взгляд самого Лэйда. Следы, которые могут подсказать, с какой злой силой связались брауни, готовясь начать войну против своей покровительницы. Если так, половина задачи будет решена. Неизвестность — вот та пытка, которой Новый Бангор имеет обыкновение терзать своих врагов. Даже самое опасное чудовище на ярком свету теряет половину своих сил.

Несмотря на свое громкое название, Тасман-стрит представляла собой недлинный закоулок с полудюжиной домов, освещенных светом газовых фонарей, среди которых Лэйд не сразу отыскал взглядом дом Саливана. Окна его горели — это означало, что Саливан не задержался в «Глупой Утке» сверх необходимого. Немелодично насвистывая под нос старенькую шанти [46] Шанти — традиционные матросские песни, задающие ритм и хорошо подходящие для монотонной работы. , Лэйд двинулся к нему.

Несмотря на то, что план действий был составлен, пусть приблизительно, он отчего-то не испытывал той легкости, которую обычно испытывают решившиеся на что-то люди. Напротив, поймал себя на мысли, что с каждым шагом, приближающим его к дому Саливана, внутри растет какая-то тяжесть.

Лавочники из Миддлдэка привыкли доверять своей интуиции больше, чем кассовому аппарату, арифмометру или финансовым новостям из свежего номера «Эдинбургского обозрения». Лэйд беспокойно закрутил головой, пытаясь найти источник беспокойства, но ровным счетом ничего не обнаружил. Тасман-стрит, как и прочие улицы Миддлдэка, постепенно пустела, редкие силуэты прохожих не выглядели зловещими. Не было видно и локомобилей Канцелярии, беззвучных, как ночные хищники. Это нервное, подумал Лэйд, силясь вернуть себе спокойное расположение духа, ты опять сделался уязвим, старик, опять слишком близко к сердцу воспринимаешь фокусы Левиафана. Возможно, мысль на счет бренди не так и плоха, как ему казалось, вот только…

Фонарь возле дома Саливана был потушен. Не сломан, мгновенно определил Лэйд, — потушен. Вот почему он не сразу нашел его дом среди прочих, озаренных мягким голубоватым газовым пламенем. Лэйд заставил себя нарочито небрежно фыркнуть. Вот уж точно зловещий признак! Мальчишки обожают тушить газовые фонари, нарочно чтобы задать работы автоматонам-фонарщикам, это всем известно. Кроме того, фонарь мог элементарно выйти из строя, здесь, в Миддлдэке, многие вещи не чинятся годами, так уж повелось…

Но тяжесть в груди не пропадала. Наоборот, прочно засела внутри, точно грудная жаба. Фонари возле Мэнфорд-хауса тоже оказались потушены в прошлую роковую ночь. Тот, кто замышлял тройное убийство, не желал действовать на свету, его вполне устраивал полумрак…

Лэйд сам не заметил, как очутился у двери, разом миновав добрых тридцать футов [47] Здесь: около 9 метров. , как не чувствовал и отдышки, пока не забарабанил кулаком в дверь. Как это глупо — поднимать панику по малейшему поводу! Можно представить себе удивление Саливана, когда он отопрет дверь — почтенный старый Чабб, воплощенное здравомыслие всей Хукахука, колотит в дверь так, точно разгорелся пожар!

С трудом выждав полминуты, Лэйд потянул за ручку — и почти не удивился, когда дверь беззвучно распахнулась ему навстречу, обнажая пустую полутемную прихожую. Борясь со странным чувством, он медленно провел пальцем по дверным петлям. Металл был покрыт чем-то скользким, но не жидким, как масло. Чем-то жирным, густым, тающим на пальцах…

Воск. Кто-то не желал тревожить хозяина скрипом, проникая в его жилище. И загодя погасил фонарь.

Лэйд перехватил прогулочную трость, точно пику. Какой бы природа не была та сила, с которой заключили договор маленькие негодники, она мгновенно окажется со вспоротым животом, если вознамерится напасть на него.