Константин Соловьев - Бумажный тигр (I. - Материя) [СИ]

— Но в Новый Бангор вернулся уже не мистер Одрик Аймон Гаррисон. Точнее, не совсем он. Скорее, чудовище в человеческом обличье, сохранившее жалкое подобие рассудка, но заменившее животной яростью все то разумное, что прежде в нем было. Наполненная кипящей злостью оболочка. Демон в человеческой плоти. Мстя за погубленных дочерей, он под покровом ночи пришел в Мэнфорд-хаус и стал тем орудием, благодаря которому брауни совершили свою страшную казнь. Он потушил фонарь и сделал все необходимые приготовления. А потом набросился на людей, точно обезумевший зверь, терзая их зубами. Я думаю, Дигги, между ними была связь. Между безумцем и брауни. Что-то вроде невидимой радиоволны, которая направляла их, мстителей, по нужному курсу.

Лэйд взвесил револьвер в руке, заново привыкая к его весу. Он привык использовать куда более легкие амулеты в своей работе, но не мог не согласиться с тем, что вес оружейного металла таит в себе нечто притягательное.

— А потом мы с Саливаном, сами того не подозревая, ворвались в это осиное гнездо и учинили там знатный переполох. Полагаю, к тому моменту мистера Гаррисона уже не было на месте, иначе он покончил бы с нами прямо там. Однако он каким-то образом узнал, кто виновен в гибели домашних питомцев его дочери. Может, сам Левиафан нашептал ему это на ухо. В том, что осталось от мистера Гаррисона, скорее всего, не уцелело ничего человеческого, единственное, что он умел — это мстить. И у него появились новые цели. Ты, конечно, спросишь, почему Полуночная Сука говорила о демоне? О чудовище, созданным штудирующими оккультные книги брауни?

— Для ухода за лицом я прежде всего советую миндальное молочко с добавками из календулы и талька.

— Отвлекающий маневр, только и всего. Эта стерва хотела заставить меня увидеть то, чего я сам внутренне ожидал. Натравить старого тигра на искусственно созданный мираж. Выставить против сумасшедшего убийцы с горстью побрякушек вместо оружия. И она почти добилась своего. Возможно, в этот раз она была ближе всего к своей цели.

— Если вам предстоит мелкая штопка, возьмите дюжину булавок и…

Лэйд сделал еще один глоток бренди и решительно отставил бутылку. День в Новом Бангоре длинный, но уповать на это не стоило. Когда начнутся сумерки и снаружи погаснет газовый фонарь, ему потребуется твердая рука и чистый рассудок — чтобы встретить того, кто явится к нему на порог.

В чью бы форму тот ни был заключен.

— Он придет за мной после того, как зайдет солнце. Он не любит дневного света, его время — ночь. Он придет, чтоб перегрызть мне горло, как бедному Саливану, но я буду ждать его. Тигры терпеливы в засаде и безжалостны в схватке. Я не знаю, сколько человечного в нем уцелело и сохранил ли он в себе хотя бы крупицы разума. Если да — я постараюсь сохранить ему жизнь. Не из милосердия, скорее, из жалости к мисс Амилле, потерявшей и сестру и мать. Если нет… Что ж, мне не привыкать.

Убедившись, что револьвер лежит в прямой досягаемости его руки, Лэйд вытащил из жилетного кармана часы и открыл крышку. Стрелки показывали начало одиннадцатого. Он положил часы возле взведенного револьвера и удовлетворенно откинулся на спинку стула.

— Если я чему-то и научился тут, в Новом Бангоре, так это тому, когда следует ждать покупателя. Этот явится с темнотой.

Колокольчик прозвенел задолго до сумерек, но Лэйд даже не повернул голову в сторону входной двери, лишь прикрыл лежащий на столе револьвер шляпой. Настоящий лавочник, чей слух отточен за много лет в совершенстве на зависть всякому завсегдатаю Ковент-Гардена [61] Ковент-Гарден — распространенное название Лондонской Королевской Оперы. , способен по одному лишь звону сказать, кто явился к нему в лавку и по какой нужде. Это звон был слишком неуверенным и кратким, чтоб возвещать явление безумного убийцы. Скорее, пришествие какой-нибудь пожилой леди за крахмалом или…

— Твои шуточки когда-нибудь доведут тебя до проблем с Канцелярией, Чабб, — пробормотал Макензи, оглядывая лавку из-под клочковатых бровей, — И тогда не рассчитывай, что старина Оллис придет тебе на помощь.

Лэйд через силу улыбнулся. Напряжение последних дней порядком подточило его чувство юмора, но изменять своим привычкам он не собирался. В тот момент, когда он не сможет улыбнуться очередному вызову Нового Бангора, Левиафан сможет праздновать победу.

— Только не говори, что зубной порошок и крахмал в одночасье стали стратегическими товарами.

— Много хуже. Жители Хукахука впервые за всю жизнь увидели табличку «Закрыто» на двери бакалейной лавки. Я точно не уверен, но, кажется, в Откровениях Иоанна Богослова [62] Откровения Иоанна Богослова — апокалиптическая книга Нового Завета, возвещающая пришествие антихриста и Страшный Суд. среди знамений Страшного Суда значилось что-то такое… Учти, еще немного, и на улице появятся безумные фанатики, возвещающие скорый конец всего сущего!

— Хорошо, что предупредил, Оллис. Я постараюсь им сбыть старые сухари.

— Ты не пришел сегодня на обед.

— Дела, сам видишь, — Лэйд развел руками, подчеркивая нарочно устроенный им в лавке с помощью Диогена живописный беспорядок, — Надо хоть раз в жизни навести подобие порядка в этих авгиевых конюшнях. Не хочу погибнуть в расцвете лет под лавиной из крахмала или сахара. Может, я не самый ревностный почитатель Брейрбрука, но такая трагическая кончина не по мне. Бога ради, не касайся этой бочки! Там скипидар!

— Про Саливана слышал? — внезапно, почти без перехода, спросил Макензи, брезгливо покосившись на бочонок.

— Что? Нет. Что такое с Саливаном?

Владелец «Глупой Утки» поморщился.

— Представляешь, захожу я к нему сегодня с утра… Одно старое ерундовое дело, да что-то в голову постучалось. Ну, думаю, наш приятель Эйф, верно, дома должен быть. Стучу — и ничего. Может, на дежурстве, думаю? Тяну, значит, за ручку — а дверь-то и не заперта! Вот тебе и фокус! Да Эйф скорее шлем на ночь снять забудет, чем дверь не запрет. Тут у меня что-то внутри заворочалось, точно в пивном бочонке. Дай, думаю, загляну одним глазом, что у него внутри творится. Открываю дверь, захожу — и вижу…

Макензи сделал долгую паузу, по которым всегда был большим мастером и которыми обильно украшал свои рассказы по поводу и без. От этой паузы Лэйд ощутил, как в желудке перекатывается какая-то липкая холодная дрянь. Он и сам помнил дом Саливана. Раздавленную мебель, орошенную не успевшей остыть кровью, самого Саливана, распростертого на полу в гостиной, сделавшегося таким же безжизненным и пустым…

— Ну, что?

— Ничего! — Макензи округлил глаза, выцветшие и выглядевшие обычно сонными, — Везде порядок, ни пылинки. Кровать застелена. Шкафы пусты. Ни Саливана, ни его формы — ничего!