Варвара Мадоши - Ген подчинения [СИ]

Кроме того, ведь в моей кошелке, во внутреннем кармане, остались деньги, шефу положить их некуда. Как он доберется домой, если ему не то что за извозчика, за трамвай заплатить нечем?

Или, может быть, эти воры не забрали кошелку, а оставили ее валяться на улице? Как же, держи карман шире!

Но тут я поняла, что беспокоиться о шефе сейчас не время — лучше побеспокоиться о себе. Потому что как раз в этот момент дверь в лабораторию заскрипела, отворяясь.

Человека, который вскоре вошел в поле моего зрения, я не знала. У него было красивое, породистое лицо с благородными чертами, седые усы двумя клинышками, чуть волнистые седеющие волосы, уложенные на косой пробор, и очень цепкий, навылет, взгляд, под которым мне сразу же захотелось слиться воедино с железной подставкой.

Он был одет в белый лабораторный халат, из-под которого виднелась жилетка хорошего костюма с золотой цепочкой от часов. Вот только рубашка под этой жилеткой была красной — вульгарный вкус, как говорит шеф.

— Хм, хм! — проговорил он, глядя на меня. — Молодая, здоровая… Говорите, сама забрела к нам?

— Так точно-с, Илья Ильич-с, — подобострастно ответили ему откуда-то сбоку. Тон совершенно не походил на бандитский, но по голосу я узнала все того же типа, который стоял позади меня и назвал упитанной. В отличае от типа в щегольских сапогах, его я так и не видела. — А потом уж так ругалась, так ругалась, когда мы ее крутили!

Ругалась? Не помню, чтобы я ругалась. Кричала — это да. А впрочем, не поручусь, могло быть всякое.

— Раздеть бы ее да проверить… — раздумчиво проговорил Илья Ильич — чем-то это сочетание имени и фамилии показалось мне знакомым, но точно вспомнить, где я его слышала, мне не удалось.

Зачем это они собрались меня раздевать?!

— Не рекомендую-с! Кусается. Вы ее хлороформчиком сперва…

— Рекомендация не лишена смысла, — негодяй потер подбородок. — Но, к сожалению, у меня мало опыта усыпления хлороформом. Могу нечаянно усыпить ее на более долгий срок, чем требуется. Время дорого. Скоро стемнеет, а истинное полнолуние как раз сегодня.

При чем здесь еще полнолуние?! Сектанты какие-то, хотят принести меня в жертву? Может быть, для этого и раздеть хотят — проверить, девственница ли?

На какой-то момент я испытала почти облегчение: чокнутых сектантов, наверное, можно обвести вокруг пальца. Например, притворюсь, что сама рада-радешенька стать жертвой, или притворюсь, что я совсем тупая дурочка, они ослабят контроль, и тогда…

— Надо подождать доктора Златовскую, — решил Илья Ильич. — Она в этом разбирается лучше меня. Когда она обещала быть?

— Да вот, ждем-с Милену Норбертовну с минуты на минуту…

Это уж было совсем знакомо — правильно, Милена Златовская, одна из пары ученых, которые разводили генмодифицированные овощи, а потом придумали незаконно выращивать поддельный кофе на основе сосен! Пастухов попытался их арестовать, а они сбежали.

Значит, недалеко сбежали: спутались с этим Ильей Ильичем…

Но тут уж во мне все похолодело: если речь шла о Златовских, значит, они задумали какие-то генетические эксперименты, и, скорее всего, на людях! Растений им уже недостаточно! А я, выходит, для них подопытная. Они схватили меня, думая, что я нищенка с улицы, которую некому искать.

Но при чем тут все-таки полнолуние?

Между тем усатый Илья Ильич подтвердил первую часть моей догадки:

— Вы уверены все же, что она была одна? И ее никто не хватится?

— Да уж уверен! Явная нищенка, да к тому же воровка. При ней сумка была, с хорошим пальто и приличной суммой денег, не новая, но господская. У старушки, должно быть, какой украла.

У старушки! Нормальное пальто!

— Дурак ты, Гришка! Раз воровка, так могут хватиться свои, если вечером в общак не принесет.

— Гришка-то, может, и дурак, Илья Ильич, да вы наших уличных законов не знаете. Не принесет — и не принесет, скатертью дорога, такие, как она, пачками пропадают, и цена им пятачок за пучок, еще и на сдачу останется.

Ну все, с надеждой на то, что Василий Васильевич сумеет достать из кошелки деньги, можно окончательно распрощаться. Вместе с тем я с каждым словом ощущала, как мое положение становится все тяжелее и тяжелее. Кроме того, то, что они разговаривали при мне так спокойно, показывало, что они уж точно собираются меня прикончить.

Должно быть, Илья Ильич увидел ужас в моих глазах, потому что сказал покровительственным и слегка пренебрежительным тоном:

— Не бойся, девица. Слушайся нас, жива будешь. Может быть, придется здесь погостить… месяцев этак девять.

Что?! Девять месяцев?! Они меня оплодотворить решили?!

В голове тут же всплыло мое собственное полушутливое размышление: согласилась бы я родить ребенка от гориллы?

— А точно с ней никого не было? Никто не видел?

— Котяра какой-то был, может быть, генмод. Ничего, его Щеголь так пнул, что тот об стенку ударился и дух вон. Тушка в подсобке валяется.

О господи! Нет-нет-нет! Нет, только не это, пожалуйста, все что угодно со мной делайте, хоть в самом деле с обезьяной скрещивайте — только пусть Василий Васильевич будет живой! Пожалуйста! Пусть он притворился, он же опытный сыщик, еще и не в такие переделки попадал!

Как такое обычное дело могло в мгновение ока превратиться в такую катастрофу?! Только потому, что я сделала вид, будто хочу угоститься сигаретами!

— Ладно, приготовь пока инструменты, — велел Илья Ильич. — Надо будет взять у нее анализ крови и сделать хотя бы приблизительную генкарту.

Он отошел в сторону, так и не вытащив кляп у меня изо рта и не задав ни единого вопроса. Зато его помощник, Гришка, наоборот, оказался передо мной: он стал со звоном копаться в ящиках большого стола передо мной (не письменного, а длинного, лабораторного, с ящиками под крышкой). Теперь-то я его разглядела как следует и даже удивилась: больше всего он напоминал добродушного пекаря. Этакий невысокий толстячок с носом-картошкой и маленькими глазками, почти целиком скрытыми за толстыми розовыми щечками.

Вроде бы совсем не страшный тип, но на меня повеяло морозом как раз от того, насколько его милая и домашняя внешность не соответствовала обстановке. Может быть, за этой внешностью скрывался жестокий психопат, куда там безразличному Илье Ильичу! А может быть — и это показалось мне страшнее! — он в самом деле был таким спокойным и услужливым человечком, каким казался. Я вспомнила, что он даже по коридору меня тащил без особой злобы.

Но размышлять о подручном, о моем скорбном положении и возможной гибели Василия Васильевича у меня почему-то не получалось. Разум все время скатывался к тому, как же мне больно, как распирает рот, и как хочется, чтобы все это поскорее закончилось — хоть как-нибудь!