Варвара Мадоши - Ген подчинения [СИ]

— Материальные соображения меня не волнуют! — я даже вздрогнула: это шефа-то! — Мой ребенок должен быть гармонично развитой личностью!

— Даже если бы в программу гимназических испытаний включили качание на шторах, готовить его к ним еще рано!

Прохор сказал это с таким апломбом, что я засмеялась.

Это был короткий смешок, неожиданный для меня самой, и перепалка тут же стихла. Дверь спальни шефа отворилась, и оттуда выглянули и шеф, и Прохор.

— Аня? — спросил шеф. — Вы смеетесь?

— Простите, — сказала я, все еще улыбаясь. — Это я радуюсь, что вы будете таким хорошим отцом.

Шеф и Прохор переглянулись.

Прохор шумно выдохнул.

— Ну слава богу, барышня, — сказал он. — Стало быть, и к утреннему чаю спуститесь?

Я прислушалась к себе. Вязкая апатия, которая мешала мне подняться с постели, заставляла равнодушно откладывать книгу или карандаши, уже не казалась мне такой непреодолимой. Все вокруг по-прежнему не имело особого смысла, но мне подумалось, что я не выдержу еще один день сидения кровати и глядения в окно, как медленно желтеют высаженные напротив нашего дома вязы. А именно так я провела несколько прошедших недель. Может, почти целый месяц: мне тяжело было вспомнить текущую дату.

— Спущусь, — сказала я. — Только переоденусь.

На мне все еще был халат поверх ночной рубашки: ничего иного последнее время я не носила.

— Конечно, — сказал шеф. — Не торопитесь, Аня, мы подождем.

В день, когда я впервые спустилась к завтраку, по совпадению газеты напечатали некрологи для Ильи Резникова.

Смерть нелегального ученого не стала для меня неожиданностью. Уже на следующий день после нашего с Эльдаром побега из его лаборатории Пастухов и Василий Васильевич заверили меня, что он наверняка не жилец. Им удалось выяснить, что Резников держал дополнительную трущобную лабораторию и вел дела со Златовскими — которые и в самом деле на поверку оказались Серебряковыми — в обход главарей банд, с которыми работал. И, конечно, этим бандам такая его самодеятельность по душе не пришлась.

Тут надо сказать, что город наш держат пять банд, объединенных в своего рода союз; Резников прислуживал этому союзу, имел от них множество заказов, за счет чего и выживала его клиника. Как рассказал мне шеф, генетик из Резникова был так себе, он даже Медицинскую академию закончил за свой кошт, а не за казенный. Позднее он занял свое положение, поскольку не чурался никаких заказов и умел подать себя — ну да, мужчина был эффектный.

В той лаборатории, где меня держали в плену, Резников экспериментировал втайне от своих хозяев, надеясь затем громко заявить о себе. Может быть, он даже хотел вывести свою собственную армию оборотней-генмодов — теперь точно понять было трудно, ведь я сожгла бумаги (за что меня слегка поругал Пастухов, но чужое неодобрение меня в кои-то веки нимало не задело).

В общем, шеф сказал:

— Нам о нем волноваться нечего, они сами и поволнуются, и разберутся. Да так, как нам и в голову бы не пришло… Аня, да что же вы сидите, как неживая? Может быть, книжку мне почитаете?

Я согласилась тогда, и читала шефу из свежеизданного сборника стихов, пока на глаза мои вдруг откуда ни возьмись не навернулись слезы — что странно, стихотворение было совсем не грустное!

Больше читать вслух шеф меня не просил, но попыток расшевелить не бросил. Например, подолгу лежал у меня на коленях, читая лекции о том, как надо интересоваться окружающим миром. Эти лекции мне даже нравились: шеф мягкий, пушистый, а гладить себя разрешает редко. Но слова его я пропускала мимо ушей.

И вот теперь за утренним чаем я прочла сюжет о том, что тело Ильи Ильича Резникова, «в прошлом известнейшего генетика, обманом добившегося расположения столпов нашего города», обнаружилось в одном из так и не восстановленных складов Морского конца. Обычное место для сброса трупов, нам про него еще в школе сыщиков рассказывали.

Шеф, который читал свой собственный экземпляр газеты, стоя прямо на нем всеми четырьмя лапами, сказал:

— Ну вот, теперь можете быть окончательно спокойны, что он вам больше не угрожает! А Серебрякова мы поймаем.

Я зябко передернула плечами. Резников меня и раньше не беспокоил. При мысли о нем и о его представительном лице с тонкими усиками я ощущала только отвращение. Ледяной ужас хватал за сердце только при мысле о Златовской, или как там у нее на самом деле фамилия, хоть она и была уже мертва, даже от моей руки. Пару раз я ее видела во сне. Она вставала, прямо с пробитым стулом черепом, и тянула ко мне руки — «доченька, дай обниму».

Но говорить об этом шефу мне не хотелось.

— Хорошо, — сказала я и принялась мазать булку сливочным маслом.

Впрочем, не успела я откусить, как в столовую вошла Антонина — как всегда, с непроницаемо каменным выражением лица и поджатыми губами.

— К вам посетительница, Василий Васильевич, — сказала она. — Я проводила ее в ваш кабинет.

Сперва я удивилась: посетительница во время завтрака — как это неуместно! К шефу обычно обращались люди интеллигентные, которые не подгадывали свой визит к приему пищи.

Только потом мои глаза упали на циферблат часов и я поняла, что гостья явилась во вполне приемлемое время: было уже почти десять. Надо же. Мне и в голову не пришло, что я так долго переодевалась.

Тут же я вспомнила, как подолгу замирала то с одним предметом туалета в руках, то с другим. А расчесывание и вовсе отняло целую вечность.

Неожиданно остро уколола злая, почти презрительная обида на саму себя. Как это я так!..

Мурчалов посмотрел на меня через стол.

— Прошу меня извинить, Аня, мне нужно принять клиентку. А вы не торопитесь, доедайте и присоединяйтесь, если разговор еще будет идти.

Я отложила булку в сторону.

— Спасибо за предложение, шеф, я сыта.

Мне в самом деле расхотелось есть. Последние дни и обед, и вечерний чай, и утренний чай мне чаще всего приносила Антонина и стояла над душой, пока я не поем. Сегодня вроде бы аппетит разыгрался, но приступ злости свел его на нет.

Непривычное для меня состояние: раньше я всегда садилась за стол голодная, а в промежутках еще и перекусывала. Забыть поесть казалось мне невозможным. Уж не одно ли это из усовершенствований в человеческом организме, предусмотренное моими создателями? Чтобы иметь сильные мышцы, острое зрение и нюх, человек должен хорошо питаться.

Об этом гадко было даже думать.

Чтобы оборвать ставшую привычной спираль мрачных мыслей, я встала.

— Пора мне возвращаться к своим обязанностям.

Мурчалов внимательно посмотрел на меня.

— Как хотите. Но не перенапрягайтесь, мы с Прохором вполне способны дать вам отдохнуть, сколько потребуется.