Клиффорд Саймак - Заповедник гоблинов [litres]

– Разумеется, – ответил колесник.

Теперь Максвелл мог лучше разглядеть своего странного собеседника – пухлое тело, висящее между двумя колесами, копошащаяся масса в нижней, прозрачной его части.

– Вы один из гостей Нэнси? – спросил он.

– Да, – ответил мистер Мармадьюк. – Да, разумеется. Если не ошибаюсь, почетный гость, ради которого она и устроила это собрание.

– Но в таком случае вам следовало бы быть в зале с остальными приглашенными.

– Я сослался на усталость, – объяснил мистер Мармадьюк. – Легкое уклонение от истины, признаюсь, ибо я никогда не устаю. И вот я удалился отдохнуть…

– И дождаться меня?

– Вот именно, – сказал мистер Мармадьюк.

Нэнси, подумал Максвелл. Нет! Нэнси, конечно, тут ни при чем. Она слишком легкомысленна, слишком поглощена своими зваными вечерами и совершенно не способна на интриги.

– Мы могли бы обсудить одну тему, – сказал мистер Мармадьюк. – Ко взаимной выгоде, как я полагаю. Вы, если не ошибаюсь, ищете покупателя для некоего движимого имущества. Не исключено, что это движимое имущество может представлять некоторый интерес для меня.

Максвелл отступил на шаг, стараясь найти какой-нибудь ответ. Но ему ничего не приходило в голову. А ведь он мог бы знать! Мог бы догадаться или хотя бы заподозрить!

– Вы не отвечаете, – сказал мистер Мармадьюк. – Но я не мог ошибиться. Вы действительно посредник по этой продаже и здесь нет никакого недоразумения?

– Да, – сказал Максвелл. – Да, я посредник.

Он знал, что запираться нет смысла. Каким-то образом это существо на колесах проведало про хрустальную планету и про сокровищницу накопленных там знаний. И возможно, ему известна назначенная цена. Уж не этот ли колесник пытается купить Артефакт?

– В таком случае, – сказал мистер Мармадьюк, – нам следует немедленно приступить к переговорам и обсудить условия. Не забыв при этом упомянуть и причитающиеся вам комиссионные.

– Боюсь, в настоящее время это невозможно, – сказал Максвелл. – Я не знаю условий продажи. Видите ли, сначала я должен был найти потенциального покупателя, а уж потом…

– Это не составит ни малейшего затруднения, – объявил колесник. – Ибо у меня есть сведения, которыми не располагаете вы. Мне известны условия продажи.

– И вы готовы заплатить требуемую цену?

– О, безусловно, – сказал колесник. – На это просто потребуется некоторое время – весьма незначительное. Необходимо завершить некую коммерческую операцию. По ее заключении мы с вами сможем довести наше дело до конца без хлопот и шума. Единственное, что еще следовало бы установить, как мне представляется, – это размеры комиссионных, которые вы заслужили, безусловно.

– Я полагаю, – растерянно произнес Максвелл, – что они должны быть неплохими.

– Мы намерены, – заявил мистер Мармадьюк, – назначить вас… библиотекарем, что ли, при том движимом имуществе, которое мы приобретаем. Предстоит большая работа по разбору и каталогизации указанного имущества. Для этого нам необходимо существо, подобное вам, и мне представляется, что ваши обязанности будут для вас весьма интересными. А что до жалованья… Профессор Максвелл, мы покорно просим вас самого назвать цифру, а также и остальные условия, на которых вы согласитесь занять эту должность.

– Мне нужно все это обдумать.

– О, разумеется, разумеется! – произнес мистер Мармадьюк. – В делах такого рода небольшое размышление бывает полезным. Вы найдете нас склонными к самой неограниченной щедрости.

– Вы меня не поняли, – сказал Максвелл. – Мне нужно будет подумать о самой продаже. Сочту ли я возможным ее устроить.

– Быть может, вы сомневаетесь в том, достойны ли мы приобрести указанное движимое имущество?

– И это тоже, – сказал Максвелл.

– Профессор Максвелл, – сказал колесник, – для вас будет несравненно лучше, если вы отбросите свои сомнения. Поверьте, вам не следует испытывать по отношению к нам какие-либо сомнения, ибо мы полны решимости получить то, что вы можете предложить. А потому вы должны охотно и добровольно вести переговоры с нами.

– Хочу я того или нет? – осведомился Максвелл.

– Вы не имеете представления о том, какое положение мы занимаем, – сказал колесник. – Ваши сведения ограничиваются известными вам пределами космоса. И вы не можете знать, что лежит за этими пределами.

В этих словах, в том, как они были произнесены, было что-то такое, отчего по спине Максвелла пробежала холодная дрожь, словно в комнату ворвался ледяной вихрь, примчавшийся из неведомых глубин Вселенной.

«Ваши сведения ограничиваются известными вам пределами космоса», – сказал мистер Мармадьюк. Но что лежит за этими пределами? Никто ничего не знал – известно было только, что в некоторых областях по ту сторону зыбкой границы, за которую еще не проникли разведчики человечества, колесники создали империю. И из-за этой границы до освоенной части Вселенной доходили жуткие истории, какие всегда рождаются на дальних границах, питаемые воображением человека, стремящегося разгадать то неизвестное, что таится чуть дальше впереди.

Контакты с колесниками были редкими и мимолетными, и о них не было известно почти ничего, а это само по себе уже не обещало ничего хорошего. Никто не протягивал дружеских рук, не делал жестов благожелательности и доброй воли – ни колесники, ни люди, ни друзья и союзники людей. В огромном секторе космического пространства пролегла безмолвная угрюмая граница, которую не пересекала ни та, ни другая сторона.

– Мне было бы легче принять решение, – сказал Максвелл, – если бы мои сведения были более подробными, если бы мы могли узнать о вас больше…

– Вы знаете, что мы – таракашки, – заявил мистер Мармадьюк, и слова эти буквально брызгали желчью. – Ваша нетерпимость…

– Вовсе нет, – негодующе перебил Максвелл. – И мы не считаем вас таракашками. Мы знаем, что вы – ульевые конгломераты. Мы знаем, что каждый из вас является колонией существ, сходных с теми, которых мы здесь, на Земле, называем насекомыми, и это, разумеется, составляет значительное различие между нами, и все же вы отличаетесь от нас не больше, чем многие другие существа с иных звезд. Слово «нетерпимость» мне не нравится, мистер Мармадьюк, так как оно подразумевает «терпимость», а это оскорбительно и для вас, и для меня, и для любого другого существа во Вселенной.

Он заметил, что трясется от гнева, и удивился, почему одно какое-то слово могло его так взбесить. Его не вывела из себя даже мысль о том, что знания хрустальной планеты вот-вот достанутся колесникам, и вдруг он пришел в ярость от одного слова.

Возможно, подумал он, это произошло потому, что там, где множество самых разных рас должны жить в мире и согласии друг с другом, и «нетерпимость» и «терпимость» стали одинаково грязными ругательствами.