Александра Лисина - Когда темные боги шутят [1. Когда темные боги шутят, 2. Шепот темной стороны]

Ни в одном из окон свет не горел, так что «за́мок» производил довольно мрачное впечатление. Однако стоило мне прикоснуться к молотку справа от калитки, как за забором тут же скрипнула дверь, в одном из окон второго этажа мелькнул и пропал слабый огонек, затем что-то хлопнуло, а чуть позже послышались торопливые шаги, и кто-то срывающимся голосом крикнул:

– Уже бегу!

Мы с Гуном переглянулись и одинаково удивились, когда через несколько мгновений изнутри загремели засовы и окованная железными завитками калитка действительно отворилась, явив полноватого, уже лысеющего мужчину, который при виде меня склонился в глубоком поклоне и с видимым облегчением произнес:

– Прошу, господин маг. Хозяин ждет вас.

Ух ты, как интересно… что-то не припомню, чтобы я извещал господина Уэссеска о своем визите.

Я вопросительно приподнял брови в ожидании продолжения и не остался разочарован: мужчина, выдержав положенную паузу, стремительно разогнулся и, подняв повыше тускло горящий фонарь, обратил спокойный взор на озадаченного Гуна. Несколько мгновений изучал его, словно всерьез раздумывал, пускать ли на порог, а затем неожиданно поинтересовался у меня:

– Могу ли я узнать имя вашего спутника, господин маг?

Родерик привычным движением выудил из кармана бляху.

– Мое имя Гун, уважаемый. Сотрудник Управления городского сыска.

Я спрятал улыбку, а мужчина невозмутимо кивнул, будто ничего иного не ждал, и так же спокойно выдал:

– Мне очень жаль, сударь, но вам придется обождать снаружи. Насчет вас у меня нет никаких распоряжений. Хозяин ожидает только господина мага.

– Что? – растерялся сыскарь. – Рэйш, ты меня на улице оставишь?!

– Прошу прощения за неудобство, – без тени раскаяния повторил… ну, видимо, дворецкий. – У нас строгие порядки. Поэтому если у господина следователя нет при себе письменного разрешения господина начальника городского сыска…

– Хорошенькое дело, – пробормотал Родерик, которому Йен, разумеется, официального разрешения не давал. – Ладно, приглашу твоего хозяина на беседу прямо в Управление, коли он такой несговорчивый. Но, Рэйш, тебе придется беседовать впопыхах: чай, не лето уже – ноги стынут. Да и ветрище…

Он поднял воротник, демонстративно подышал на сложенные лодочкой ладони, на которых не было перчаток, а потом ворчливо добавил:

– Пока господин маг будет внутри, я тут околеть успею!

Я согласно угукнул, попеременно изучая слугу то правым, то левым глазом.

– Зато смерть при исполнении награждается орденом, так что господин Уэссеск, можно сказать, поспособствует твоему повышению. Я даже предчувствую, что скажет по этому поводу шеф Норриди.

На лице дворецкого впервые промелькнуло сомнение. Он быстро покосился на меня, на легко одетого Родерика, затем – на тревожно переминающуюся в стороне лошадь, которой тоже было холодно стоять без дела. После чего тяжело вздохнул и, решив, видимо, что проблемы с городским сыском ему не нужны, обронил:

– Прошу вас немного обождать, господа. Я уточню у хозяина.

Отойдя на пару шагов в сторону, он что-то быстро поднес ко рту и шепнул несколько слов. Через несколько мгновений в его ладони тихонько тренькнул и невнятно забормотал переговорный амулет. Как мне показалось, вопросительно. Дворецкий так же тихо ответил, терпеливо выслушал новую порцию бормотаний, в которых я уже ничего не разобрал. А затем слуга с видимым облегчением повернулся в нашу сторону и почтительно поклонился:

– Прошу вас, господа. Вы можете войти. Хозяин ожидает наверху.

Мы с Гуном снова переглянулись, а дворецкий уже направился к дому, подняв повыше фонарь. Фонарь, кстати, оказался обычным, без всяких новомодных магических штучек. Поэтому сгустившуюся темноту разгонял слабо и позволял рассмотреть только то, что находилось в буквальном смысле слова в двух шагах.

Впрочем, смотреть было особо не на что – сад у господина Уэссеска не отличался благоустроенностью: кусты были давно не стрижены, деревья на зиму не обихожены, заботливо огороженные клумбы нигде не виднелись. Разве что опавшие листья под ногами не шуршали да дорожку до калитки кто-то заботливо почистил от грязи. Но даже с учетом этого опустевший сад выглядел жутковато. Недаром идущий последним Гун подозрительно притих и старался не отставать.

Внутри дом выглядел так же тоскливо, как и снаружи: огромный полупустой холл, заканчивающийся некогда роскошной, но уже давно потерявшей блеск лестницей; тщательно задрапированные стены, которые могли бы стать эффектными, если бы не серый цвет обивки и не полное отсутствие украшений; массивные подсвечники, вышедшие из моды лет десять назад; бронзовые ручки на дверях, давно забывшие о блеске; да еще гулкое эхо, разносящееся по всему этажу, будто в древних казематах.

Уже поднимаясь по лестнице, я заметил приютившееся в углу старинное зеркало в вычурной раме и скривился.

Его тут только не хватало! Жаль, под рукой ничего нет, а то руки так и чешутся запустить туда чем-нибудь тяжелым.

В полном молчании мы проследовали к самой дальней и, видимо, угловой комнате второго этажа, оказавшейся самым обычным кабинетом. Негромко постучав и выждав три удара сердца, дворецкий гостеприимно распахнул перед нами тяжелую деревянную дверь. А едва мы переступили порог, немедленно ее захлопнул, породив в коридоре еще одно долгое эхо.

Кстати, кабинет имел любопытную планировку и больше походил на вытянутый пенал, сходящийся узким клином к единственному, тщательно занавешенному окну. Прямо перед ним стоял массивный письменный стол с одинокой лампадой и аккуратной стопкой книг в углу; старинное кресло ручной работы, явно сменившее не одно поколение владельцев; а в нем, спиной к окну, восседал хозяин дома, который при виде гостей сделал приглашающий жест и с едва уловимой насмешкой произнес:

– Проходите, мастер Рэйш. Устраивайтесь. Признаться, я давно вас жду, так что разговор получится долгим…

Обычно я спокойно отношусь к чужой внешности – меня не смущает чужое уродство и не вводит в состояние шока чья-либо неземная красота. Я и к себе-то отношусь более чем равнодушно, а уж уделять внимание кому-то еще… но господин Уэссеск сумел меня удивить. В первую очередь голосом – ровным, рокочущим, на удивление низким и при этом настолько пронизывающим, что от него поневоле бросало в дрожь. Таким голосом только заклинания зачитывать – демонов там призывать, умертвия поднимать. А уж как должны на него реагировать женщины…

Мне неожиданно захотелось взглянуть на обладателя столь редкого дара поближе, и мужчина, будто почувствовав, слегка подался вперед. Так, чтобы слабый свет от лампады на мгновение осветил его лицо – волевое, с несомненными признаками породы, но какое-то неестественное, с идеально выверенными пропорциями, словно передо мной находился не человек, а безупречно сделанная кукла.