Литтмегалина - Омут

– В собственных ощущениях разбираюсь только я, – в интонациях Делефа сквозило раздражение.

– Когда все это началось? – спросила я мягче, чтобы не провоцировать конфликт.

– Смотря что считать началом. В начале лета? В сентябре?

У меня разболелась голова. Я едва удерживалась, чтобы не закричать на брата. Его бессмысленное упрямство доводило меня до белого каления.

– Почему ты такой, Делеф? Почему ты не можешь признать, что у тебя неприятности? Зачем ты доводишь себя до критического состояния?

Делеф мотнул головой.

– Ты не понимаешь. Мне удалось в какой-то степени справиться с этим. Таблетки хорошо помогают, Силена, надо только иногда увеличивать дозу.

– Хорошо помогают? Это, по-твоему, улучшение?

– Ты же не видела, что творилось со мной прежде, – возразил Делеф.

Как будто подобные заявления способны меня успокоить…

– И сколько еще ты намерен увеличивать дозу? Вот именно, что это таблетки, а не конфеты. Ты можешь умереть из-за них, об этом ты подумал?

Он не нашелся, что ответить. Голый прут кустарника царапнул мое бедро, и я осознала, что мы давно покинули пределы сада и бредем по мокрой траве, не думая куда… Я вдохнула холодный влажный воздух и подняла воротник плаща. Конечно, я держала подобные опасения при себе, но иногда мне приходило в голову, что с моим младшим братом в принципе что-то серьезно не так.

Мы шли, держа дистанцию там, где позволяла ширина пути. Думаю, мы были обижены друг на друга. В битве за понимание мы оба проиграли. Под травяным ковром хлюпала грязь. Делеф сгорбился еще больше и казался ниже ростом.

– Я же приехал. Значит, я хочу, чтобы мне стало легче, – тихо произнес он спустя несколько натянутых минут.

– Да, хочешь, – примирительно согласилась я. – Но одного желания мало. Ты должен обратиться за помощью к специалистам.

– Ты не понимаешь. Никто не может помочь мне.

Мы прошли мимо полуразрушенной каменной стены. Я была задумчивой и грустной, Делеф мрачен. Вдруг я остановилась как вкопанная.

– Куда это мы забрели? – пробормотала я, осматриваясь.

Тоскливое место. Дальше от стены оставались лишь разбросанные по земле каменные блоки. Среди блоков поблескивали темно-зеленые бутылочные осколки. Разросшиеся кусты, преградившие путь, походили на странных, теряющих бурую шерсть зверей, выбравшихся из земли в последние дни их жизни.

А в тот день они были полны сил…

Чувство узнавания сопровождалось холодком, пробежавшим вниз по позвоночнику.

– Я помню это место, – застыв, медленно произнес Делеф. – Мы играли здесь в детстве.

– Повернем обратно. Там…

Но Делеф уже торопливо продирался сквозь заросли.

– Нет, Делеф! – позвала я. – Вернись! Там омут!

Еще мгновенье я видела его синий свитер, мелькающий за темными ветками. Потом Делеф исчез. Я бросилась за ним, царапаясь и пачкая плащ. Я всегда чувствовала, что моему брату не следует приближаться к омуту. В тот день тоже. Но я не смогла остановить его, хотя ему было семь лет, а мне уже двенадцать, поэтому просто побежала за ним, как сейчас.

Делеф стоял на берегу и смотрел в воду, всю засыпанную листьями со склоненных над омутом деревьев.

– Уйдем отсюда, – попросила я.

– Подожди немного. Все-таки мы так давно здесь не были. Двадцать семь лет. Почти жизнь.

– Не уверена, что я соскучилась.

У Делефа было странное выражение на лице. Ненавидящее, испуганное, зачарованное. Он стоял слишком близко к краю.

– Лучше тебе отступить на шаг, – сказала я, – Берег скользкий.

– Он выглядит таким безмятежным, мирным. Омут, – прошептал Делеф. – Он снился мне пару раз, – опасно наклонившись, Делеф попытался дотянуться до воды тростью.

– Что ты делаешь? – воскликнула я, вцепившись в него и оттаскивая. – Хочешь окунуться?

Он все-таки коснулся поверхности тростью, и там, где он это сделал, листья разошлись и открыли воду, такую же черную, как расширенные зрачки Делефа. Мне даже померещилось, что я увидела в них отраженные листья.

– Уйдем, пожалуйста. Я не знаю, зачем тебе понадобилось приходить сюда. Ты же всегда ненавидел омут, Делеф.

– Ты помнишь, как я свалился? – спросил Делеф, не слушая меня.

Я не могла забыть. Если бы я не решилась броситься вслед за Делефом, если бы я не справилась, он бы утонул. Я хорошо умею плавать, а Делеф совсем не умеет и до самой смерти так и не научится. На секунду я увидела ту несчастную себя, что потенциально могла существовать – сначала девочку, плачущую на берегу, затем молодую девушку, оставшуюся в старом, продуваемом сквозняками доме в полном одиночестве, последняя из семьи. Я поспешила прогнать ужасные видения.

– Омут будто бы звал меня. Вода была гладкая, ни единой морщинки, плотная. Казалось, можно шагнуть на нее и пройти до другого берега, а она даже не качнется под ногами. Я стоял на берегу, а момент спустя понял, что я уже в воде, что я погрузился с головой. Омут обманул меня. Он не был надежным. Он схватил меня за ноги и потащил вниз. Он хотел проглотить меня. Я чувствовал абсолютную беспомощность. Понимаешь, как это?

Я сама в воде омута не ощутила ничего сверхъестественного. Только холод и страх, вгрызающиеся до самых костей.

– Я… я не знаю. Может быть, тебе почудилось. Ты был испуган.

– Я не был испуган.

– Ну, не знаю… Существуют подводные водовороты? Ты попал в течение. Твое детское воображение внушило тебе, что омут пытается тебя утопить. Уйдем отсюда, – я потянула его за руку.

На этот раз Делеф не пытался сопротивляться или спорить.

Мы оба были подавлены. На тусклое солнце наползла огромная, напитанная водой туча, и стало темно, как в сумерках. Мы продрогли до костей, пока добрались до дома. У Делефа сильно разболелась поврежденная нога.

Дома я сварила Делефу кофе, принесла ему плед, и он закутался в него до носа, все еще дрожа от холода. Он попросил принести ему какую-нибудь книгу, и я долго выбирала что-нибудь повеселее. Делефу как будто бы стало лучше, но за обедом я заметила, как он украдкой проглотил таблетку и запил ее соком из своего стакана. Я подумала, не развилась ли у него уже физиологическая зависимость.

Вечером позвонила Митра.

Делеф поднял трубку и прежде, чем передать мне, поговорил с Митрой некоторое время. Они не были близки, только я их и связывала. Хотя оба теперь проживали в Торикине, они ни разу не встретились пообщаться, но в целом относились друг к другу доброжелательно.

Делеф разговаривал совершенно нормальным тоном.

– Мама, – услышала я жизнерадостный голос Митры, когда взяла у Делефа трубку. – Нам сказали, что летом мы отправимся в настоящую экспедицию!

Мы проболтали с ней минут двадцать. О почте, оставшейся в ящике, я так и не вспомнила.