Карина Шаинян - С ключом на шее [СИ]

Филька с усилием открывает дверь, и они оказываются в подъезде. Лестница и почтовые ящики почти разочаровывают, — Яне казалось, что в таких домах все должно быть по-другому. Но здесь все почти так же, как в обычных домах, только меньше, и вместо бетона — дерево. Стены — темно-синие, а ступеньки выкрашены в рыжий. Филька с топотом несется впереди, и доски скрипят и прогибаются под его ногами. Лестница такая узкая, что приходится подниматься гуськом. Густо пахнет прелым деревом. Свет едва пробивается в маленькое, разделенное на клеточки окошко на площадке между этажами.

Они вбегают на второй этаж. Сюда выходят всего две квартиры. Филька бросается к левой, на ходу шаря за пазухой. Вытаскивает из-под рубашки ключ на коричневом ботиночном шнурке, но, вместо того, чтобы вставить его в замок, наклоняется, прикладывает ухо к скважине и замирает, сосредоточенно прикрыв глаза.

— Ты чего? — возмущается Ольга.

— Тихо ты! — шипит Филька. — Вдруг они…

Внизу хлопает дверь, и Филька выпрямляется так резко, что едва не теряет равновесие. «Говорю тебе, сюда забежали!», — доносится снизу. Руки Фильки ходят ходуном, и он никак не может попасть в замок. Никак. Не может. Яна озирается. Лестница, перегороженная старыми санками и коляской, ведет дальше, но даже в полутьме видно, что пролет упирается в запертую на висячий замок решетку. Слышны неторопливые шаги; если чуть наклониться и заглянуть сквозь перила, можно увидеть макушку Егорова. В горле Яны мелко трясется что-то горячее и скользкое, как сгусток крови. Она отступает к последнему пролету — положить скрипку, взять санки, бить сверху вниз. Егоров начинает медленно поднимать голову.

— Есть, — хрипло выдыхает Филька. Ольга дергает Яну за руку; они проскакивают в квартиру, пока Филька, кривя мокрое лицо, отчаянно дергает ключ, пытаясь вытащить его из заевшего замка.

Он захлопывает дверь ровно в тот момент, когда торжествующая физиономия Егорова появляется над краем лестничной площадки. Яна толчется в темной полутьме, пропахшей едой, тычется скрипичным грифом в какую-то мебель, наступает Ольге на ногу, получает тычок под ребра; слушает успокоительное железное бряканье, догадывается по звуку: Филька задвигает засов, накидывает цепочку, проворачивает ключ.

— Пронесло… — выдыхает Ольга.

Длинно дребезжит дверной звонок, и от этого звука что-то обрывается внутри. Филька, как сомнамбула, с пустым лицом тянет руки к засову. Ольга хватает его за куртку, тянет к себе, вертит пальцем у виска. На Филькиной физиономии проступает испуг, но глаза становятся осмысленными.

В дверь начинают грохотать кулаками, бьют ладонями. Филька стоит с другой стороны, ссутулившись, вяло, чуть по-обезьяньи свесив руки, и ждет. По нему видно, что дело для него привычное: терпеливо ждать, когда отстанут.

— Жирный, выходи! — орет за дверью Егоров, и Филька втягивает голову в плечи. Ольга трогает его за рукав, мотает головой вглубь квартиры:

— Не обращай внимания.

— Ага, тебе хорошо так говорить, — огрызается Филька, и его голос едва различим за грохотом. — А у меня бабушка скоро придет.

— Выходи давай! — орут на лестничной площадке.

Хлопает дверь соседней квартиры, и вопли заглушает младенческий рев. Филька поднимает голову, слабо улыбается — победно и испуганно.

— А ну пошли вон отсюда! — визгливый женский голос заходится от ярости. — Милицию вызову! Я кому сказала!

Ей отвечает взрыв хохота; Яна с облегчением слышит удаляющийся топот — компашка бежит вниз по лестнице. Филька переводит дух и смотрит на часы. Собирается что-то сказать, но Ольга успевает первой:

— Мы у тебя посидим полчаса, подождем, пока уйдут.

Филька открывает рот, заливается краской, захлопывает челюсть. Выдавливает механически, как попугай:

— Проходите, пожалуйста.

Толкаясь в темном коридорчике, они стаскивают сапоги, с любопытством оглядываются. Филька, поколебавшись, тычет пальцем вперед:

— Давайте на кухню. Чаю попьем…

Оля вдруг хихикает, и, глядя на нее, Яна тоже начинает смеяться, сама не зная чему. Филька неуверенно улыбается в ответ.

Первым делом он подходит к окну, отодвигает занавеску. Яна подсовывается сбоку. Двор пугающе близок. Компания Егорова расположилась рядом с турником; один из пятиклассников сдернул с перекладины ковер и теперь сидит на нем по-турецки, очень довольный собой. Остальные играют в ножички. Филька вздыхает, смотрит на часы, и до Яны вдруг доходит: он боится, что бабушка застанет их с Ольгой в гостях. За это Фильке влетит — из-за той истории с нитками ему даже на улице не разрешают с ними разговаривать, а он их домой привел. Точно влетит… Яна снова выглядывает в окно, прикидывая, сможет ли незаметно пробраться мимо пацанов.

Получается — не сможет. Яна бочком садится на табуретку у стола. Неподалеку слышны размеренные шаги: наверное, кто-то в раздумьях ходит за стеной, в соседней квартире. Воображение рисует чуть сутулого мужчину с узким твердым лицом и бородкой, как у профессора в кино. Громко щелкают настенные часы, отсчитывая время. Яне надо быть дома к шести, когда теть Света приходит с работы. Но она велит показать дневник музыкалки, и… Яна упирается ладонью в лоб, пряча наливающиеся горячим глаза.

Закопавшаяся в коридоре Ольга входит на кухню. Вид у нее озадаченный.

— А зачем у вас в комнате три кровати? — спрашивает она. Филька перестает пялиться на Егорова.

— А как? — удивляется он. — Моя, бабушкина и мамина.

— А во второй комнате кто живет? Той, запертой?

Филька бледнеет и отступает, вжимаясь в подоконник.

— Это папин кабинет, там закрыто, — говорит он шепотом. — Туда нельзя.

— У тебя же нет папы.

— Нет, есть! — сердито выкрикивает Филька и съеживается, испугавшись собственного голоса.

— Да ладно тебе, — фыркает Ольга. — Спите втроем в одной комнате, а вторая стоит запертая. Глупо как-то.

Она сует руки в карманы и приваливается к дверному косяку, небрежно скрестив ноги. Смотрит поверх Филькиной головы — на окно, за окно, терпеливым, тяжелым, взрослым взглядом. Филька краснеет.

— Сама ты глупая, — огрызается он. Мнется, тихо добавляет: — Он иногда там бывает. Я слышу, как он ходит.

Яна вскидывается, прислушивается: нет, ничего. В старом доме стоит теплая, перепрелая тишина, как стежками пронизанная едва различимым хныканьем соседского младенца. Яна вдруг понимает, что шаги доносились с другой стороны. С той, где находится запертый кабинет Филькиного отца.

— У него там всякие нужные книжки, — шепотом говорит Филька. — И блокноты. Я иногда захожу, беру почитать, когда дома никого. Ну, совсем никого, и его тоже, понимаешь? У него там всякое… про обычаи, и про индейцев… про то, как они узелками писали. Целая книжка…