Карина Шаинян - С ключом на шее [СИ]

— Ну, я пошла, — преувеличенно бодро сказала Яна. Филька остановился, будто налетев на стену.

— Нет, — прохрипел он. — Нет…

Филька отхлебнул из толстостенной кружки с красной надписью: ««Советскому Нефтянику» — 75!» Втиснул посудину на захламленный стол, потер обрюзгшие щеки, красные, все еще мокрые глаза.

— Что за лекарства? — резко спросила Яна, и Филькины глаза немедленно съехали к носу.

— Просто лекарства, в санатории дают, — пробормотал он.

— В санатории? — двинула бровями Яна. Филька густо покраснел.

— Да ты не волнуйся, я их выплевываю… — он осекся, нахохлился, и Яна впервые посмотрела на него прямо. По-настоящему вгляделась в неестественную смесь черт унылого взрослого незнакомца, затурканного десятилетки и — кого-то еще. Того, кто завесил комнату пыльной паутиной узелковых записей. Того, кто посчитал хорошей идеей отправить вязаную тряпку подруге детства, которую не видел почти тридцать лет, и потребовать, чтобы она вернулась.

На мгновение Яне показалось, что Филька сейчас опять зарыдает, но он сумел сдержаться.

— Слушай, я же не дурак, — сказал он. — Просто таблетки думать мешают, а еще… — он нервно глянул на дверь и перешел на свистящий шепот: — Я из-за них стал забывать про зеркало, однажды чуть не посмотрел, а он там ждет, я знаю, что ждет. Поэтому и перестал. Иначе он бы меня засек…

— Кто засек? — сипло спросила Яна.

— Да он же, Голодный Мальчик. Он все время здесь, ждет, пока я забуду…

Яна провела рукой по лицу, пытаясь стереть паутину безумия, тонкие липкие нити, опутывающие разум. История, зашифрованная в их сплетении, была опасна. В ней водились ядовитые пауки.

— Ольга тоже не захотела разговаривать, — сдавленно проговорил Филька. — Тебе мама все рассказала, да? И ты тоже… Но он вернулся, ты ведь знаешь?

— Знаю, — медленно проговорила Яна. Он вернулся. И ходит в одежде ее отца, и ее отец заботится о нем. Хотелось замолчать, исчезнуть, никогда об этом не узнавать; хотелось зацепиться взглядом за узор трещинок и соринок на полу и ждать, что все закончится само собой. — Почему ты просто не рассказал полиции? — через силу спросила она. — Менты, наверное, сейчас землю носами роют. Они же люди, в конце концов…

— Однажды я уже все рассказал, помнишь?

(- Тебе кавалер звонит, — говорит теть Света. Яна поднимает глаза от чемодана, где среди кое-как уложенных шмоток прикопан раскрытый номер «Вокруг света», и недоуменно смотрит на мачеху. Непонятно, к чему она ведет. Трудно сосредоточиться и сообразить, что она задумала, когда перед глазами еще плывут кашалоты, вниз и вниз, в черную бездну, чтобы сразиться там с гигантскими кальмарами.

— Долго думать будешь? Или мне сказать, что ваше величество не изволят взять трубку, боятся перетрудиться?

Телефон. Она не слышала звонка. Яна вскакивает из-за стола и бежит в коридор. Трубка лежит на столике, похожая на хищную рыбину с самого дна Марианской впадины. Яна сжимает ее в кулаке, и пластмасса тут же становится скользкой от пота.

— Алло, — шепотом говорит Яна. Теть Света возникает за спиной; Яна не видит ее, но чувствует взгляд.

— Янка! — орет Филька, и в его голосе слышны слезы. Хуже того — в нем паника. — Янка, я им все рассказал!

— Что?! — выдыхает Яна и тут же скукоживается под взглядом теть Светы.

— Я не мог больше, — говорит Филька, — я рассказал, они не отставали, я не знал, что придумать… Янка?

Она молча дышит в трубку. Она хочет сказать, что слышит его, что он дурак, что надо быстро сказать, что он все наврал, пока не стало поздно, но не может вымолвить ни слова.

— Янка? Ладно тебе дуться! Ну я правда не мог больше, они все спрашивали, что случилось, ну Ян… — он начинает плакать. — Они врача вызвали… Янка, они думают, что я ненормальный…

Горло больно склеивается, подбородок сжимается в комок и дрожит. На макушку давят тысячи тонн воды. За спиной теть Света прислонилась к стене, сложив руки на груди. Она улыбается. Яна знает, что она улыбается…

— Янка? Янка!!! Ну и ладно, не хочешь теперь говорить — и не надо! — визжит Филька и с треском бросает трубку. Яна слушает короткие гудки. Как будто она сидит в батискафе, а гудки — затихающая морзянка с корабля. Пип-пип-пип. Тишина. Связь оборвана. Она уходит на дно.

— Я смотрю, с мальчиками разговаривать — ниже твоего достоинства, — говорит теть Света.)

— Я помню, — сказала Яна. — Прости.

Филька пожал плечами.

— Ну вот я рассказал, и мама с бабушкой вызвали врача, а я… ну… сдался. Если бы я стал упираться и доказывать, что говорю правду, им бы так страшно стало…

— Или тебе пришлось бы узнать, что они не хотят тебе верить и поверят никогда, — заметила Яна, и Филька испуганно вскинул воспаленные глаза.

— Не было бы такого, — тонким голосом проговорил он. — Зачем ты так? Я просто не хотел их волновать и согласился ехать в санаторий. И перестал… держаться. Соскользнул. Так проще. Я просто перестал притворяться, что ничего такого нет, потому что им так проще притворяться, что ничего такого нет… — он мрачно рассмеялся. — Понимаю, что это звучит как бред. Но… Помнишь, как мы на матрас ходили?

Яна кивнула. Одним нервным глотком допила остывший чай.

— Но это есть, — сказала она. — Ты не был сумасшедшим, когда все это рассказывал.

— Не был, — вяло кивнул Филька.

— А теперь?

— Не знаю… Я привык.

— Ладно, давай предположим, что ты более-менее нормален, — сказала Яна. — Иначе все вообще смысл теряет. Ты можешь?

— Я попробую, — неуверенно кивнул Филька.

— Хорошо… Так ты разговаривал с Ольгой?

— Я пытался. Но она-то знает, что я псих.

Яна кивнула. Покусала губу.

— И поэтому ты решил позвать меня, — мрачно сказала она. — И что я, по-твоему, могу сделать? — Филька изумленно раскрыл глаза, и она разозлилась: — Ты меня вытащил черт знает куда, чтобы я поговорила с дяденькой милиционером? — Филька в ужасе затряс головой. — Ну что ты так смотришь?

— Прости, — снова пробормотал Филька и схватился за кружку. — Просто мне не верилось, что ты придешь. До сих пор не по себе.

— Ты еще молодцом держишься, — фыркнула Яна. — Ольга, кажется, решила, что я восстала из ада. Я уже боялась, что она меня святой водой начнет опрыскивать… но она просто дала мне по морде.

— Мне проще, я же сам тебя вызвал, — кивнул Филька и забормотал взахлеб: — И я привык, что папа все время заходит. Но с ним по-другому все, он сам решает, я его не зову. Я боялся, вдруг ты на меня рассердишься и того… меня… в наказание, — Яна слушала, и ледяная мохнатая лапа все крепче сжимала ее затылок. — Но это еще ладно, это… только мне плохо, это ничего, — бубнил Филька. — Я боялся — вдруг я тебя вызову, а ты, ну… такая же, как ОН. Или вдруг ты стала бы… ну, знаешь, как в ужастиках показывают… Ворона говорил, что все будет хорошо, но Ворона, он… — Филька махнул рукой и вдруг всхлипнул. Вытащил из кармана клетчатый носовой платок, прижал к побагровевшему носу. — Я так боялся, — гнусаво выговорил он сквозь ткань и так крепко зажмурился, что мокрые ресницы задрожали от напряжения.