Майкл Салливан - Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера [сборник]

У главных ворот никого не было. Очевидно, стражник умчался на крик Ральфа о помощи. Они беспрепятственно вышли, и Ройс подивился удаче Адриана: этот человек был ходячей кроличьей лапкой. Три года в Школе прагматизма Ройса почти не оставили царапин на идеалистической эмали его напарника. Будь Мистер Хиппл более крупным и агрессивным животным, им бы не удалось скрыться с такой легкостью. И хотя Адриану вполне было по силам прикончить любую собаку, Ройс сомневался, что он бы это сделал.

У нее есть щенки, Ройс! Трое!

Они добрались до густых зарослей, где оставили лошадей. Лошадь Адриана звали Танцорка, но Ройс не видел смысла давать лошадям имена. Пряча дневник в седельную сумку, он спросил:

– Сколько лет ты служил солдатом?

– В Аврине или в Калисе?

– Вообще.

– Пять, но последние два года были… не столь формальными.

– Пять лет? Ты сражался в армии пять лет? Повидал битвы?

– О да, и жестокие.

– Надо же!

– Злишься, что я не убил Ральфа?

Ройс прислушался. Ни звуков преследования, ни огней среди деревьев, ни даже тявканья маниакальной крысопсины, несущейся по следу. Ройс перекинул ногу через седло и вставил ступню в стремя.

– Думаешь?

– Послушай, я просто хотел выполнить хотя бы одну работенку, никого не убив.

Адриан стащил с себя куртку стражника и надел шерстяную рубашку и кожаную тунику, которые достал из седельной сумки.

– Зачем?

Адриан тряхнул головой:

– Забудь.

– Ты ведешь себя странно. Мы выполнили много заданий, никого не убив. В любом случае, все хорошо.

Ройс взялся за связанные вместе поводья.

– Что ты сказал?

– Хорошо. Все хорошо.

– Хорошо? – Адриан вскинул бровь.

Ройс кивнул:

– Ты оглох?

– Я просто… – Адриан озадаченно уставился на него, а потом спросил: – Ты собираешься вернуться?

Вор не ответил.

– Зачем?

Ройс развернул лошадь:

– Люблю все делать тщательно.

Адриан сел на Танцорку:

– Не будь ослом. В этом нет нужды. Ральф не представляет для нас угрозы.

Ройс пожал плечами:

– Ты не можешь этого знать. Тебе известно значение слова «тщательно»?

Адриан нахмурился:

– А тебе известно значение слова «осел»? Убивать Ральфа нет необходимости.

Опять это слово – «необходимость».

– Давай вернемся к этому позднее. Я не собираюсь убивать его сегодня ночью.

– Хорошо.

Адриан выдохнул. Они покинули заросли и выбрались на тропу, ведущую к дороге.

Они ехали бок о бок. Дождь начался прежде, чем они добрались до Королевской дороги. Уже рассвело, но солнце пряталось за тяжелыми тучами, и мир казался грязным пятном. К счастью, Адриан молчал. В каждой таверне спутник Ройса затевал беседу, вне зависимости от того, знал кого-то или нет. Он болтал с незнакомцами, словно со старыми друзьями. Хлопал их по спине, покупал выпивку и выслушивал захватывающие истории, например, о козле, который постоянно забирался в соседский сад.

Когда они вдвоем ехали по дороге, Адриан обсуждал деревья, коров, косогоры, облака, теплую или холодную погоду и состояние всего подряд, начиная от сапог (которым требовались новые подошвы) и заканчивая коротким мечом (рукояти которого пригодилась бы обмотка получше). Любая мелочь заслуживала комментария. Присутствие шмелей или их отсутствие было поводом для двадцатиминутной речи. Ройс никогда не отвечал – не хотел поощрять спутника, – однако Адриан продолжал разглагольствовать о своих пчелах, цветах и грязи, которая была еще одной излюбленной темой его рассуждений.

Невзирая на неистребимую любовь к беседам с самим собой, Адриан всегда притихал, когда шел дождь. Может, дождь нагонял на него тоску, или стук капель заглушал слова. В общем, в дождь Адриан Блэкуотер молчал, и потому Ройс любил непогоду. Почти всю дорогу домой ему везло. Весна в Меленгаре выдалась на удивление сырая.

Время от времени Ройс оглядывался по сторонам. Адриан ехал, опустив голову, его капюшон промок и обвис.

– Почему ты никогда не говоришь в дождь? – наконец спросил Ройс.

Адриан приподнял край капюшона большим пальцем:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты постоянно разговариваешь, но только не в дождь. Почему?

Адриан пожал плечами:

– Не знал, что тебе это мешает.

– Не мешает. Мне мешает твоя непрерывная болтовня.

Адриан выглянул наружу, по его скрытому мокрым капюшоном лицу блуждала слабая улыбка.

– Тебе ведь нравятся мои разговоры?

– Я же только что сказал…

– Да, но ты бы промолчал, если бы действительно любил тишину.

– Поверь мне, я действительно люблю тишину, – заявил Ройс.

– Ну-ну.

– Что означает твое «ну-ну»?

Адриан уже откровенно ухмылялся:

– Долгие месяцы мы путешествовали вместе, и я один вел все разговоры. Ты никогда не присоединялся к ним, хотя некоторые были весьма неплохи. Ни разу не произнес ни слова – но теперь, стоило мне замолчать, как ты сразу принялся болтать языком.

– Один-единственный вопрос – не болтовня.

– Однако ты проявил интерес. Потрясающе!

Ройс тряхнул головой:

– Я просто подумал, что с тобой что-то не так. И, очевидно, не ошибся.

Адриан продолжал ухмыляться с излишне дружелюбным удовлетворением, словно завоевал очко в воображаемом состязании. Ройс натянул капюшон, чтобы не видеть спутника.

Стряхивая воду и звеня сбруей, лошади брели по грязи, к которой изредка примешивался щебень.

– Все льет и льет? – произнес Адриан.

– Заткнись.

– Жена фермера в Олмстеде говорила, что это самая сырая весна за десять лет.

– Я перережу тебе глотку во сне. Обещаю.

– Она подавала суп в кружках, потому что ее муженек с Джейкобом – это ее ленивый пьяница-деверь – разбили хорошие керамические миски.

Ройс пнул лошадь и затрусил вперед.

Ройс и Адриан вернулись на Кривую улицу в Нижнем квартале Медфорда. Весна заканчивалась; в других частях света розовые лепестки цветущих деревьев сменялись зеленой листвой, и теплый ветерок разносил ароматы земли, а фермеры торопились завершить посев. На Кривой улице дождь, ливший четыре дня подряд, превратил один из ее концов в грязный пруд. Как обычно, вода захлестнула открытую сливную канаву, проходившую за домами. Канава, которую вежливо называли Общим Делом, влилась в бурлящее озеро, распространяя запах человеческих и животных экскрементов.

Дождь не прекращался. Ройс, Гвен и Адриан стояли на дощатом крыльце Медфордского дома и глядели поверх мутного пруда на новую вывеску над дверью таверны. На кованой скобе висела красивая лакированная табличка, на ней был изображен алый цветок с вьющимся стеблем с одним острым шипом. Вокруг цветка тянулась изящная надпись: «РОЗА И ШИП».

Вывеска казалась неуместной на обшарпанном строении с просевшей крышей из разномастной дранки и старых досок. Но несмотря на внешний вид, таверна и пивная стали заметно лучше. Год назад заведению, известному как «Гадкая голова», не требовалась вывеска для неграмотных посетителей. Запачканные стены и заляпанные навозом окна говорили сами за себя. Получив таверну, Гвен избавилась от грязи и навоза, однако настоящие изменения произошли внутри. Новая вывеска стала первым шагом к улучшениям снаружи.