Анна Дашевская - Проблема выбора [litres]

– Мм… Наверное, нет. Далеко, давно… Да и через океан магические существа плохо перебираются.

– Тогда последнее, что могу предложить, – норны. Сестры судьбы, живущие у корней Иггдрасиля.

– Нордхеймские легенды? «Младшая Эдда» и прочее?

– Именно. – Хранитель кивнул и раскрыл передо мной последнюю из брошюр как раз на развороте, где я увидела гравюру: огромное дерево, его узловатые корни, выходящие из земли выше человеческого роста. И три женщины: старуха, средних лет и молоденькая девушка. Рядом с девушкой – большая белая птица. – Похожа?

– Ну не то чтобы я отличала одну сову от другой… Да, похожа.

– Норна Скульд, изображаемая юной девой, не символизирует будущее в понятии неизбежности. Это именно «возможное будущее», то есть один из его вариантов, который может и не произойти, если не будут совершены определенные действия.

– То есть проблема выбора?

– Именно так.

Надо будет завтра рассказать студентам об этом. Интересно, сколько им понадобится времени, чтобы сообразить, какое отношение к нашему заданию имеет написанная девятьсот лет назад скальдическая сага и ее персонажи?

У меня оставалась еще одна запланированная встреча, вот только я не была уверена, что она состоится. И дело вовсе не в необязательности другой стороны, просто никакой предварительной договоренности у нас не было. Я просто знала, что каждый день вне зависимости от погоды, природы и окружающих событий Гарланкер отправлялся обедать в кабачок «Третья склянка». Он приходил туда ровно в половине второго, садился за свой любимый столик под прикрепленным к стене штурвалом, заказывал в холодную погоду луковый суп и пол-литра красного вина, а в жару – камбалу и белое вино.

Ну, во всяком случае, последние семьдесят два года, а именно столько мы были знакомы с Фенгари Гарланкером, этот неизменный ритуал им соблюдался всего лишь с двумя отступлениями. В первый раз Фенгари пропустил несколько обедов в «Третьей склянке» по моей просьбе, как раз, когда мы познакомились. Во второй – он на неделю уезжал в Подгорное королевство на похороны верховного правителя гномов и выборы нового.

Ибо Гарланкер был гномом, почтенным мастером из хорошего рода, столь хорошего, что его присутствие на похоронах и участие в выборах было необходимо. Как и положено порядочному гному из, повторяю, очень хорошего рода, он стал ювелиром и достиг в этой области немалых высот. Ну, например, малую корону для короля Спаньи делал именно Фенгари.

А когда почтенному мастеру стукнуло девяносто, он вдруг понял, что размеренная жизнь добропорядочного гнома ему надоела донельзя. Отдал мастерскую племяннику, попрощался с прочей родней и уехал в Лютецию. Здесь купил верхний этаж одного из домов на улице Шапталь прямо напротив художественной галереи, устроил там мастерскую и… стал рисовать.

Можете не говорить мне, что гномы художниками не бывают, – ювелирами, горнодобытчиками, банкирами, финансистами сколько угодно, а художниками нет, поскольку не дан им талант придумывать что-то свое. Только перенимать и улучшать. Оказывается, и живописцами сыны подгорного народа становятся. Просто крайне редко.

Без четверти два я вошла в таверну, кивнула официанту и взглянула направо в сторону столика под штурвалом. Фенгари был на месте, ему как раз принесли графин с белым вином, и он медленно, по глотку допивал первый стаканчик.

– Привет! – сказала я, отодвигая стул. – Я присяду, позволишь?

Гном посмотрел на меня без восторга и пожал плечами.

– Если я скажу нет, это что-то изменит? Садись.

Я села и взглянула на официанта, тот кивнул, и в мгновение ока на столе появился второй стаканчик. Налив себе пару глотков, пригубила вино и одобрительно кивнула: совсем неплохо.

– У меня к тебе дело, – сказала я, придвигая к Фенгари кожаный мешочек. – Здесь задаток, пять сотен дукатов.

– Кого-то надо убить?

Кошель исчез, словно его и не было.

– Это я и сама бы сделала, к чему привлекать неспециалиста, – отмахнулась я. – Ты знаешь, что в начале августа в Довиле проходят королевские скачки?

Разумеется, мой собеседник ответил вопросом на вопрос:

– А ты когда-нибудь видела гнома, едущего верхом?

– Видела, но я не об этом. Мне нужно, чтобы ты написал несколько портретов людей, которые там будут, и которых я тебе укажу.

Гном хмыкнул.

– И тебе, конечно, нужно, чтобы я сделал это по памяти, без хотя бы одного сеанса позирования?

– Да.

– Сколько всего?

– Максимум десять. Скорее, меньше. – Лично мне уже понятно, что Мари-Адельфина л’Этан Сарсена не слишком подходит в качестве королевской невесты, а уж Маддалена и вовсе никак не годится, так что количество девиц сокращается на лету…

– Еще тысяча. И ты получишь свои портреты.

– Сроки?

– В течение недели после дня скачек. А сейчас уходи, мне несут мою камбалу!

Возможно, кто-нибудь удивился бы, почему я прошу написать портреты девушек не кого-то из прославленных живописцев Лютеции и не официального королевского портретиста, а мало кому известного гнома.

Беда художника Фенгари Гарланкера была в том, что его портрет показывал истинное лицо модели… Нет, даже не в этом дело! Любой хороший рисовальщик изображает модель настолько правдиво, насколько он ее видит. А вот если смотреть на работу Фенгари, сразу становился понятен характер человека, его душа.

Нет, непонятно объясняю, нужно на примере.

Когда гном только начал писать, обосновавшись в своей мастерской на шестом этаже, я вела расследование серьезного дела о магическом воздействии и крупном мошенничестве. Дело подошло к финалу, почти все доказательства вины мэтра А. были собраны, и вдруг по данным последней из экспертиз становится понятно, что виновен вовсе не А., а Б.

Тут я с некоторым ужасом поняла, что все улики равно приложимы к обоим магам и именно я могу ошибиться, решая судьбу разумного.

Ментальным даром я тогда не обладала, в Галлии вообще не было в то время ни одного стоящего менталиста. Вызвали из Нового Света, но время уходило, как песок сквозь пальцы.

В тот раз Фенгари сидел возле фонтана на площади Данкур и рисовал портреты всем желающим. Поскольку таких же художников, предлагавших свои услуги за сравнительно небольшие деньги, было немало, очередь к нему не стояла. Я заглянула через плечо рисующему просто из любопытства, все же гном… И удивилась. Он занимался портретом молоденькой блондинки, судя по всему, продавщицы из соседнего магазина. Девушка была не слишком хороша собой, а вот на портрете выходила такая красота, что я поморщилась – нельзя же так льстить модели. Потом взглянула на нее еще раз и поняла: гном рисует душу, светящуюся в глазах, улыбку, скрытую в душе, и свет, сияющий в улыбке.