Рома Ньюман - Человек-радар [litres]

Метров через пятнадцать перед нами возникла развилка. Женя обрадовался.

– Наконец-то! – воскликнул он. – Хоть что-то существенное! Как считаешь, куда ведут пути?

– Думаю, этот, – посветил я в правый коридор, – тянется к Высоцкому монастырю. Пока шли, мы сместились левее. Значит, правый тоннель ведет приблизительно в обратном направлении.

– Тогда пошли налево. Сокровищница может оказаться там.

– Почему?

– Ну, если справа – Высоцкий и мы это знаем… Значит, надо идти налево. Мы не знаем, что там, поэтому, возможно, там и находится сокровищница!

– Охренительная логика!

– Есть получше? Может, биолок что говорит?

Биолок ничего не говорил. Я тоже промолчал. Мы пошли в левый проход.

И практически сразу уткнулись в груду высохших человеческих останков. Судя по количеству черепов, людей было трое. Серые, полуистлевшие мощи покоились посреди прохода. Если приглядеться, можно было различить кусочки ткани.

Женя восторженно воскликнул, обогнал меня и склонился над останками, устремив в них луч фонаря и объектив камеры.

– Как думаешь, чьи это? – спросил Женя.

– Искателей сокровищ, свернувших налево.

– Может, если поковыряться, найдем что-нибудь?

– Паспорта и водительские удостоверения?

– На них была одежда!

– Это им не особо помогло.

– Историческая находка!

– Трупы вековой давности.

Блогер склонился над останками, не позволяя даже мельчайшим фрагментам ускользнуть от объектива камеры.

– Поковыряемся?! – с азартом первооткрывателя спросил он.

– В человеческом прахе? Удачи, доктор Джонс.

– Какой еще доктор?

– Совсем питекантроп? Индиана Джонс!

– А, мужик с хлыстом…

Я снова направил луч фонаря в противогаз спутника.

– Серьезно? Ты не смотрел Индиану Джонса?

– Я не смотрю мейнстрим.

– Это классика.

– Мейнстримная.

– Нам не о чем говорить…

Женя выпрямился, постоял немного, с некоторой грустью рассматривая останки троих неизвестных.

– Знаешь, я тут подумал: на хрен «налево».

– Пойдем направо? – уточнил я.

– Пойдем направо, – подтвердил блогер.

Мы попятились, вернулись к развилке и нырнули в правый рукав. Здесь останков не было. Однако метров через десять фонари заморгали, будто в предсмертной агонии. Сперва мой, затем Женин.

– Нехорошо! – подметил спутник.

Мы остановились в ожидании, когда проморгаются осветительные приборы. Боялись лишний раз вздохнуть. Это не помогло – фонари приказали долго жить. Следом отключилась Женина камера. В один миг мы погрузились во тьму.

– Ой, как нехорошо! – загундел за спиной Женёк. Через противогаз это звучало особенно забавно.

– И что теперь?! Вернемся обратно, пока дорогу помним?!

– На полпути сдаться решил?!

Я подтрунивал над корешем, хотя, признаться, у самого сердце в пятки ушло.

– Как-то боязно, друже! – сказал Женя. – Я ничего не вижу!

– Подержи мой фонарь.

– Где он?

– Я его протягиваю.

– И где он…

В темноте Женёк нащупал фонарик. Освободив руку, из отделения в нижней части рюкзака я достал продолговатую палку химического осветителя. Надломил, растряс. Туннель осветило зарево изумрудного света.

– Здорово! Есть еще?

– Есть.

– Дай мне.

– Обойдешься. У меня их всего два.

Женя что-то недовольно прогундел в противогаз. Мы двинулись дальше.

Хотя в моем распоряжении находился самый яркий химсвет, какой только можно раздобыть в Интернете, мощному электрическому фонарю он все же уступал. Видимость окружающего мира заметно снизилась.

Метров через десять в кладке по правую руку обнаружился проем.

– Это она! – с придыханием сказал Женя, который снова позабыл обо всех трудностях и страхах. – Сокровищница! Что говорит биолок?!

– Что ты задолбал спрашивать, что он говорит.

– Дай мне второй фонарик!

– Обломись.

– Ну, дай! Не могу же я повсюду за тобой след в след ходить…

Я подумал и пришел к выводу, что для нервов проще Женину просьбу все-таки исполнить. Протянул ему свой химфонарик, активировал запасной.

Мы прошли в проем и очутились в достаточно просторном помещении. Та же кирпичная кладка, у дальней стены – остатки древесины. Вероятно, в прошлом это были стеллажи.

– Похоже на складское помещение, – предположил Женя, осматриваясь. – Золото с бриллиантами здесь вряд ли хранили, а вот винишко – вполне могли. Или Саяра с Шеллиными шли нашим маршрутом и именно отсюда выгребли драгоценности? Как думаешь?

– Вряд ли. Слишком близко к выходу. Ценности обычно поглубже хранятся.

– Ты только представь: монахи пили здесь вино, заедали виноградом и ласкали прелести белокурых красавиц…

– Ага… А в этот момент татаро-монголы осаждали крепость. Самое время красавиц поласкать! – Я повернулся к товарищу. – У тебя там нормально все? Голова не закружилась?

– Это подземелье на меня так действует. Вскрывает потаенные фантазии. Вздымает на поверхность нереализованные мечты.

– Бабу тебе надо.

– Так и я о том же! – Он повернулся ко мне. – Когда все закончится, замолвишь за меня словечко перед Настей?

– Обязательно. Поведаю, какой ты маньяк.

– Ну, ты ж все равно ей какой-то отчет составить должен, да? Придешь, расскажешь, а потом как бы между делом сообщишь, как я тебе помог!

– Ты-то помог…

– Серьезно, друже… Твоя похвала будет жирным плюсом к моей карме. К тому же ты сам обещал подсобить.

– Скажу-скажу, не кисни. Голова не кружится?

– Нет, я в норме. А что такое? Тебе плохо?

– Пошатывает немного…

Я не лукавил. Мне и впрямь было хреново. Причем речь шла не об утомлении или навалившейся усталости. Меня охватила мелкая дрожь, а стены начинали потихоньку вращаться перед глазами.

Кажется, Женёк что-то сказал. Я обернулся, но вместо товарища в метре от меня маячил небольшой прямоугольник серебристого цвета. Он напоминал карманное зеркальце, в которое бил свет прожектора. Вот только прожекторов у нас не было.

Проснулся биолок. Область солнечного сплетения схватил неприятный холодок. Я редко ловил подобные ощущения, но сейчас посыл шестого чувства расшифровал однозначно: «Бегите, глупцы!»

– Жека, – медленно пятясь, проговорил я, – валим отсюда…

Удалившись от стены на несколько шагов, я развернулся, готовый дернуть с низкого старта, и… уткнулся в точно такую же стену. С тем же самым светящимся прямоугольником поверх кирпичной кладки. А может, это была та же самая стена. И справа от меня – она же. И слева. Даже потолок превратился в стену с серебристым прямоугольником.

Жека куда-то подевался. Я оказался замурованным. Дверей нет, выхода – тоже.

Прямоугольник начал расширяться. Вскоре он превратился в оконную раму с серебристым отливом. Что там, снаружи – не разглядеть.