Елена Гуйда - Шустрая Кэт [СИ]

«Чёрт. Чёрт! ЧЁРТ!!! Вот говорила мама: не суйся туда, куда голова не лезет. Не слушала? Вот и получай».

Вот примерно с этими мыслями я неслась сломя голову по базарной площади, сбивая прохожих и переворачивая попадающиеся на пути тележки с товаром. И всё это под дикую ругань торговцев и покупателей, проклятья и выкрики стражи: «Держи воровку!». Кто-то порасторопней пытался-таки меня схватить, отчего моя и без того многострадальная рубашка лишилась рукава. Но рукав от рубашки — такая мелочь, когда на шее вот-вот грозилась затянуться удавка палача, не думаете? Вот и мне так кажется. А потому, уже задыхаясь и видя перед глазами весёленькие разноцветные круги, я изо всех сил неслась, куда эти самые глаза глядели.

Два поворота направо… Не туда. Раньше здесь тупика и в помине не было… или был? Чёрт!

Я, в сердцах топнув ногой, задрала голову, выискивая хоть мало-мальски подходящие пути отступления. Но, как назло, ни подходящего балкона, ни хоть выступов, дабы взобраться на крышу, не наблюдалось.

Чуть не завывая от злости и плачевности ситуации, забарабанила кулаками в единственную едва заметную дверь, которая, к моему огромному удивлению, распахнулась, и я по инерции ввалилась в душное тёмное помещение, растянувшись на полу.

Дверь тут же хлопнула, и я оказалась в такой темноте, что хоть глаз выколи. Но едва попыталась встать, как меня наградили всего одним мощным тычком под ребра, от которого вмиг стало уж так светло… прям до красноты.

— Чёрт! — прохрипела я, вдруг осознав, что убегая от псов, попала прямиком в пасть волка. — Какого…

И вот последующее моё возмущение оборвал повторный этот самый тычок под рёбра. Да такой убедительный, что пока на улице слышны были выкрики и шум, я только беспомощно хватала ртом воздух, выпучив глаза, то ли от страха, то ли от осознания в какую ж… переделку я попала.

Щёлк. Кажется, пальцами, и вспыхнувший свет резанул по глазам не хуже бритвы Седого Тори.

— Вот мы и встретились, маленькая дрянь, — почти нежно протянул некто, стоящий к этому самому источнику света спиной и потому кажущийся настолько зловещим — хоть беги и догоняй стражников. — Где мой медальон? — подался он вперёд, чуть наклонившись надо мной.

— Дяденька, вы меня с кем-то путаете, — тут же жалостливо заскулила я, для достоверности вполне натурально всхлипнув. — Знать не знаю, ведать не ведаю, о каком медальоне речь.

Мне не поверили. Ну и что, что лица не видно? У меня, можно сказать, чуйка уже на это дело.

Этот некто обчищенный сел на край стола и сложил руки на груди. Чёрт!!! Если это я его ощипала, то у меня проблемы. Притом такие, что петля покажется самым безобидным, что может случиться со мной в будущем. Что же за полоса такая чёрная?

— Дяденька, мамкой клянусь, ничего не брала я у вас, — и даже встать попробовала, рыская взглядом в поисках путей отступления. А чёрта с два. Каменный мешок с единственной дверью. — Дяденька, пожалейте. Не брала я у вас ничегошеньки…

В этот раз расплакалась уже натурально, понимая, что в этом мешке и гнить моим косточкам.

— Допустим, я тебе поверил, — медленно сказал этот некто. — В таком случае, чьих это могло быть рук дело?

Ну да. Так я тебе и сказала. Чтобы, вывернувшись из этой передряги, попасть в ещё похуже? Нет уж, увольте.

— А мне почём знать? Я ж с вами под ручку не ходила… — в который раз попыталась я встать, задыхаясь от боли в, кажется, сломанных ребрах. — Что ж вы так немилосердно с девушками-то? А ещё благородный… — простонала я, понимая, что встать вот так, сходу, у меня не получится.

Но едва кое-как всё же удалось обрести вертикальное положение, как меня наградили ещё и такой оплеухой, что в глазах поплыло, а в ушах противно зазвенело.

— Что б ты сдох, — выплюнула я, вместе с окрасившейся красным слюной.

Вот знала бы, чем мне обернется тот проклятый на веки заказ — в жизни бы не согласилась. Дура ненормальная. Говорила мамка: работать нужно, не отсвечивая. По мелочи. Дольше проживёшь. Так нет же. Решила срубить большой куш и… не поверите — завязать.

— Последняя попытка, Шустрая Кэт, где тот медальончик, что ты сняла с меня неделю тому в таверне «У Рохаса». И чтоб ты понимала: от твоего ответа зависит, выйдешь ли ты отсюда, или так и останешься неопознанным трупом в канаве Квартала Семи Висельников.

Да так проникновенно говорил-то… Аж мороз по коже пополз.

— У Трёхглазого Сэма, — решила я, что своя шкура дороже и её целостность в разы важнее. — Из Квартала Неземных Наслаждений.

К тому же это он, падаль такая, меня в это втянул. Решил дать мне возможность и долг отработать, и самой деньжатами обзавестись.

Кажется, в этот раз ответом остались довольны. Ну по крайней мере, больше не били, и на том спасибо.

— Ростовщик? Тот, что скупкой краденого занимается? — уточнила эта благородная сволочь.

— Он самый. А вы, дяденька, как посмотрю, с нашим братом не понаслышке знакомы… Небось и сами в клиентах Сэма числитесь.

Вот кто меня за язык тянет вечно?

— Не так хорошо, как ты, Кэтрина.

Я поморщилась. Меня этим именем уже лет десять никто не называл. Ещё с тех самых пор, как сестра Таурина продала нас с сестрой из приюта. Четырнадцатилетнюю красавицу Лисью в дом терпимости мамаши Олдри. Семилетнюю и невзрачную меня — Трёхглазому Сэму. И вот уже десять лет отрабатываем обе. Каждая так, как обучена.

— Мы с Сэмом не так близки, как говорят, — буркнула я.

— А мне говорили, что он весьма тепло к тебе относится, — насмешливо заметил этот ощипанный. Мало я его… нужно было ещё кошель прихватить и перстенёчек…

— Все лгут. Особенно наш брат.

— Вот поэтому, Кэтрина, ты пойдёшь со мной.

— Эээ, н-нет. Так мы не договаривались, — попыталась позорно сбежать я, отползая на пятой точке подальше от этого душегуба. — Ты лучше сразу меня… того, — сделала я многозначительный жест рукой по горлу.

— Всенепременно, Кэт. Как только уверюсь, что ты мне сказала правду.

— Боюсь представить, что мне светит, если солгала.

— Вот и правильно боишься, — похвалили меня за догадливость, и стало ясно — быстрой смерти мне в таком случае не светит.

— За мной все стражники города гоняются, — пыталась урезонить я мага, что волочил меня на ту самую тупиковую улицу. — Мы и шагу ступить не успеем, как меня повяжут и повесят.

Но внимания мои слова, видимо, не заслуживали. Потому как эта благородная сволочь только дёрнула меня сильнее. Отчего я едва не рухнула в вонючую уличную грязь, зацепившись за порог. В боку прострелило так, что удержать мученический стон не удалось. Как, впрочем, и позорно распластаться на потеху моему мучителю.