Грег Бир - Королева ангелов [litres]

Гостиная оказалась преувеличенно элегантной, густой mal de tête [2] До головной боли (фр.). , смесью китайского стиля и африканских мотивов. Другая люстра, еще огромнее, сверкала над гигантским китайским ковром ручной работы, таком вытертом, что ему должна была быть не одна сотня лет. В углу на постаменте стоял ассотор – барабан в рост человека. Вдоль стен стояли вырезанные из черного дерева бородатые мужчины, высокие коротконогие с узкими головами и сутулыми спинами – боги, бесы. В противоположном, по диагонали, углу от ассотора в огромной медной чаше, наполненной водой, плавали цветы.

Эта элегантность противоречила всему, что ей говорили о Ярдли: мол, тот предпочитает простую обстановку и не склонен шиковать. Значки с Субботой его охранников: он все же приверженец вуду?

Мадам Ярдли села в углу мягкого дивана, обтянутого soie du chine [3] Китайская шелковая ткань с изображениями драконов. . Илер ловко пробрался ей за спину, выпустил ее руку, и мадам похлопала по дивану рядом с собой, улыбаясь Мэри.

– Donnez-vous la peine de vous asseoir . Пожалуйста, – сказала она, ее голос был жутковатым и детским.

– Мадам приглашает вас сесть, – сказал Илер. – Месье Сулавье, сядьте, пожалуйста, вот сюда. – Пальцем с многочисленными кольцами он указал на стул, отделенный от него добрыми пятью метрами пастельно-лазурного моря ковра. Сулавье подчинился. Мэри заняла назначенное ей место. – Мадам Ярдли хочет поговорить с вами о положении на нашем острове.

Последовал похожий на кукольный спектакль разговор на смеси французского и ломаного английского от мадам Ярдли, сопровождаемый гладко экстраполированным, словно Илер был медиумом, переводом на английский. Мадам Ярдли выразила обеспокоенность в связи с трудностями в отношении острова; есть ли господину Сулавье о чем рассказать?

Сулавье поведал ей чуть больше, чем Мэри: доминиканцы и другие группы проявляют недовольство, войска приступили к патрулированию. Похоже, это ее устроило.

Затем мадам Ярдли повернулась к Мэри. Илер – он стоял позади нее, положив руки на спинку дивана, – последовал ее примеру. Ей здесь нравится? Все ли эспаньольцы обращаются с ней хорошо?

Мэри покачала головой.

– Нет, мадам, – ответила она. – Меня удерживают против моей воли.

Искорка беспокойства в глазах мадам, но улыбка не исчезала, словно расспрашивал ребенок.

Это не навсегда, мы уверены; нынешние трудности очень огорчают всех нас. Если бы все могли жить в гармонии. Возможно, мадемуазель Чой нуаристка, раз выбрала для себя такую прекрасную внешность?

– Я не хотела проявить неуважение к чернокожим. Просто сочла такую внешность привлекательной.

Илер наклонился вперед, принимая более непосредственное участие в разговоре.

– Вы знаете, что такое нуаризм? Мадам Ярдли интересуется, действительно ли вы своим выбором внешности поддерживаете политическое движение, благодаря которому черные всего мира обрели чувство собственного достоинства.

Мэри подумала.

– Нет. Я сочувствую движению, но моя внешность – исключительно вопрос эстетики.

– Тогда, возможно, мадемуазель Чой – нуаристка по духу, наш инстинктивный сторонник, как мой муж, полковник сэр?

Мэри признала, что это вполне возможно.

Мадам Ярдли посмотрела на Сулавье и спросила: может быть, и полковнику сэру стоит изменить внешность, принять цвет, соответствующий его душе? Казалось, она насмешничает. Сулавье рассмеялся и подался вперед, размышляя над этим, – голова склонена набок, пародия на серьезные раздумья. Затем яростно затряс головой, откинулся назад и снова рассмеялся.

В заключение мадам Ярдли попросила прощения за свой внешний вид. У нее пост, объяснила она, но сегодня вечером она временно прервет его. Однако будет пить только фруктовые соки и есть только хлеб и немного тропических фруктов и картофеля, возможно, куриный бульон. Илер протянул руку, мадам Ярдли накрыла ее своей, осторожно встала, кивнула Мэри и Сулавье.

– Будет подан ужин, – заявил Илер. – За мной, пожалуйста.

Столовая оказалась более 15 метров длиной, на дубовом паркете стоял огромный прямоугольный стол. Вдоль всех стен были расставлены стулья, словно стол можно было убрать отсюда, освободив место для танцев. Потрясение Мэри перешло в ошарашенность, когда она уселась слева от мадам Ярдли и увидела элегантный старинный сервиз на камчатой скатерти. Свежие орхидеи украшали золотистую керамическую миску в центре стола, полную фруктов – Мэри узнала манго, папайю, гуаву, карамболу, – а вокруг нее стояли дополнительные миски поменьше.

Илер уселся сбоку, за спиной своей повелительницы; он явно не собирался здесь есть. Мэри стало любопытно, когда слуга ест и удовлетворяет иные человеческие потребности, если постоянно прислуживает мадам Ярдли?

Мадам Ярдли медленно, с трудом устроилась поудобнее (ее лицо отразило многочисленные мелкие жалобы, прежде чем она успокоилась и была готова продолжить). Она едва заметно кивнула Мэри, будто впервые заметила ее присутствие. Глаза у нее были огромные, неподвижные. Страшно голодные. Отрешенные. И в самом деле, мадам Ярдли оглядывала стол с прежней застывшей улыбкой, рассматривая каждый пустой стул так, словно его занимал близкий знакомый, заслуживающий особого признания.

Сулавье сидел напротив них. Взгляд мадам Ярдли задерживался на нем меньше, чем на пустых стульях. Она повернулась к Мэри и по-французски и по-креольски, через Илера, спросила, считает ли она Эспаньолу хорошим местом для жизни по сравнению с Лос-Анджелесом или Калифорнией.

Сулавье взглянул на Мэри, чуть вздернув нос и предостерегающе щурясь. Мэри старалась не обращать на него внимания, но осторожность возобладала. Если мадам Ярдли действительно так хрупка, как кажется, возможно, почти на грани из-за чрезвычайно слабого здоровья, и сжигает ради поддержания жизни собственный белок, то Мэри рискует навлечь на себя ее недовольство, если не будет потакать ей. Она машинально проверила наличие пистолета в кармане, не нашла, но увидела, что Сулавье заметил ее движение и быстро повернулся к мадам Ярдли.

– Эспаньола – прекрасный остров, здесь все близко к природе. Лос-Анджелес – очень большой город, и природы там почти нет.

Мадам Ярдли на мгновение задумалась. Она никогда не бывала ни в Лос-Анджелесе, ни в Калифорнии; в молодости она посетила Майами, и ей там не очень понравилось. Непрерывная суматоха. Если она поедет на континент, то предпочтет, возможно, Акапулько или Масатлан, где училась три года.

– Я никогда не была ни в Майами, ни в остальных местах, – призналась Мэри.

– Жаль; ей следует чаще покидать страну, чтобы видеть, что может предложить остальной мир.