Мария Бородина - Завтра я стану тобой

– Всё закончилось, Элси, – произнёс Линсен, переступив порог. – Теперь всё будет хорошо.

– Правда? – со стороны писклявый голос девочки слышался иначе.

Сердцебиение дошло до пика. Не помня себя, я ринулась следом. Распахнула дверь комнаты шире и вбежала внутрь.

Помещение оказалось ещё меньше, чем я предполагала: пять шагов по длине и ширине, не больше. Низкий потолок почти упирался Линсену в затылок. Солнечные лучи струились сквозь жалюзи, раскрашивая стены золотом. На кровати в углу болтала ножками та, что почти свела меня с ума; моя дорогая племянница Элси. Белоснежные волосы перехватывал небрежный пучок. Лицо девочки сражало бледностью и почти сливалось с простынёй. Сквозь тонкую, почти прозрачную кожу просматривалась каждая косточка. Живой труп, да и только.

– Элсарио больше не придёт? – промямлил знакомый писклявый голосок.

– Ты больше никогда не увидишь его, – Линсен опустился на корточки рядом с девочкой.

– И смогу не называть его папой?

– Это уже тебе решать, – Линсен потрепал её по плечу.

– Кто с тобой? – невидящие глаза, настолько светлые, что в них с трудом угадывалась радужка, обожгли меня.

Я несмело сделала несколько шагов. Замкнутый мир, в котором я оказалась, принадлежал Элси и её мечтам. Я впервые погрузилась в него, будучи собой, и это казалось удивительным.

– Слово «спаси» пишется через букву «а», – произнесла в ответ.

– Тётя! – выдохнула Элси почти с благоговением. – У тебя голос, как у мамы. Только ты злишься по-другому.

– Откуда ты знаешь, как я злюсь? – я присела рядом с Линсеном, и взяла Элси за руку. Казалось, что её тонкие пальцы растают от моих прикосновений.

– Ты слишком громко кричала в коридоре, – отметила Элси.

– Вот когда ты попыталась меня поджечь в туалете, я действительно злилась.

– Я лишь хотела дать сигнал наружу, – замялась Элси. – Люди бы пришли в гостиницу тушить пожар, прочесали её и нашли нас. А тебя я специально оставила около двери, чтобы ты успела убежать.

Линсен приподнял уголки одеяла, набрасывая его Элси на плечи. Оценивающе взглянул на открытую дверь, и тревога скользнула по его лицу.

– Мы должны идти, – сказал он. – Быстрее.

– А мама? – проворковала Элси.

– И мама, – успокоила я девочку.

Линсен завернул Элси в одеяло и подхватил на руки. Всё получилось так умело, что я невольно залюбовалась. Представила Линсена в роли отца и тут же пресекла себя. Обаяние – оружие плутов. Хоть в одном Уорт оказался прав.

Уорт… Как же я ненавидела его сейчас! Встретив, выцарапала бы его бесцветные рыбьи глаза, ни секунды не мешкая! Я предала свою Сиил, а он – добил.

В коридоре Линсен протянул ключи мне:

– Думаю, ты должна это сделать.

– Всё равно ты пойдёшь вперёд, – отрезала я, скрипя ключом в скважине.

И он пошёл. С Элси на руках.

Дверь скрывала крутую двухуровневую лестницу, уходящую глубоко под фундамент гостиницы. Старые ступеньки местами укрепляли металлические стяжки и шпатлёвка: явное свидетельство того, что погребом регулярно пользовались. Последняя лестница вывела в извитой коридорчик, пропахший плесенью. В тупиковом конце я разглядела дверь.

– Сюда, – отрезал Линсен.

– Больше некуда, – выдохнула я, застывая у пристанища, в котором прятали самого дорогого мне человека.

Засовы ездили по петлям, словно смазанные маслом. Должно быть, их открывали каждый день, если не по два раза на дню.

Я поднесла ключ к замку и застыла в неопределённости. Я не видела Сиил долгие шестнадцать годовых циклов. Я всё ещё помнила её подростком: привередливым, озлобленным и не по-ребячески рассудительным. Другой Сиил для меня не существовало… Какой я встречу её сейчас? Насколько мы похожи теперь? Не испугаюсь ли, увидев сестру жалкой, разбитой и сломленной?

Я вдохнула сдавленный воздух. По ту сторону двери послышались приглушённые голоса: чужие, далёкие. Нужно просто смириться: мы меняемся, и больше никогда не станем нами прежними.

– Ну же, – поторопил Линсен. – Решайся.

Я бросила недоверчивый взор через плечо и дважды повернула ключ в замке. Закрыла глаза. Потянула дверную ручку на себя… А потом – выставила вперёд лампу и распахнула веки.

Первое, что бросилось в глаза – полыхающие свечи и кровь. Алые пятна и кровавые ошмётки на земляном полу. Подсохшие красные разводы на кухонных шкафчиках в углу: словно кто-то схватился изрезанной рукой и соскользнул. Кровь на кушетке, застеленной старым одеялом, кровь на стенах… Ворох тряпок у двери – тоже окровавленных. И пустота.

Я остолбенела. Словно кол влетел в грудь и пронзил насквозь, превращая сердце в рванину. Это могло значить только одно, и вывод мне не нравился. Он подрезал на корню.

– Её убили, – прошептали губы.

Элси за моим плечом громко завыла. Ужас накрыл с головой, обдав пронизывающим холодом, и я едва не подхватила её вопль.

– Что?! – выдавил Линсен.

– Тут кровь! – прокричала я в панике. – Много крови!

– Мамааааа, – коридор снова наполнился пронзительным визгом Элси. – Мамочкааааа!

И тут до слуха донеслись тихие шаги. Из-за покосившейся перегородки, оклеенной детскими рисунками, вынырнул мальчишка. Тот самый, что называл меня мамой. Он почесал лоб, вздыбив светлую чёлку, и удивлённо вытаращился на нас.

– Мама? – пытливый взгляд пронзил меня, как копьё. – Мама с той стороны?

– Лукас! Лукас, что тут случилось?!

Не сдержавшись, я бросилась к мальчишке и заключила его в объятия. Его тельце оказалось настолько худым и хрупким, что я могла бы обхватить его дважды.

– Не обращай внимания, мам, – бросил Лукас. – Элси просто глупая, вот и орёт.

Линсен брезгливо откинул грязное одеяло и опустил Элси на кушетку. Та уже не визжала: лишь вздрагивала, слушая, как наши голоса переплетаются в суетливый гомон.

– Где мама? – спросила я Лукаса. – Она в порядке?!

Мальчик, деловито подмигнув, потащил меня за загородку.

Взгляду открылся затенённый участок комнатушки и две кушетки у стены, плотно придвинутые друг к другу. Здесь невозможно было разместить что-то ещё: настолько тесным казалось пространство. Сделала неловкий шаг и застыла. Тело налилось расплавленным воском.

В углу, подобрав под себя ноги, перемазанные кровью, сидела женщина. Её тонкие руки прижимали к груди новорожденного младенца. Розовая кожа малыша казалась неимоверно яркой в ворохе чистых простыней.

– Сиил? – выдохнула я.

Женщина, отозвавшись, подняла подбородок, и я увидела своё лицо, словно в зеркале. Истощённое, с торчащими скулами и впалыми щеками, но своё.

Когда я представляла себе момент нашей встречи, я думала, что упаду сестре в ноги и завою, разрывая душу на лоскуты. Воображала, что стисну Сиил в объятиях – так крепко, что кости захрустят – и буду бесконечно молить о прощении, пока не онемеет язык. За то, что предала. За шестнадцать мучительных годовых циклов, что мы прожили порознь. За изуродованную жизнь. За то, что украла её судьбу… Но в глазах Сиил я увидела лишь прежнюю твёрдость и глубину. Сестра не нуждалась в моих извинениях. Уорт не сломил её. Прогнул, но не изувечил.