Роберт Беннет - Город чудес

— Их тут нет, — говорит дрейлинг. — Но есть я.

Она долго смотрит на «Камаль». Он чувствует ее волнение.

— Я такого раньше никогда не делала, — произносит Тати.

— Тогда идем. — Сигруд встает. — Я тебе помогу.

Сначала он заставляет ее десять минут стрелять без патронов. Она изумлена тяжестью винташа, что заставляет Сигруда усомниться в выборе оружия, но Тати, прочитав его чувства по лицу, настаивает, что у нее все получится.

Он велит ей целиться в строй жестяных банок на заборе; учит ощущать вес винташа и распределять по рукам и плечам.

— Крепко прижимай к плечу, — говорит он. — Будет отдача. Скорее всего, сильная.

Он наблюдает за ней, за этой бледной, тощей девушкой, которая вцепилась в винташ и нервно моргает, глядя в прицел. Она нажимает на спусковой крючок и каждый раз вздрагивает от его щелчка.

— Это не волшебная палочка, — говорит Сигруд. — Это машина. Это как маленькая фабрика, внутри которой множество частей движутся, чтобы поместить патрон в патронник, выстрелить, выбросить гильзу. Ты должна слушать, как работает эта фабрика, понять ее ритм, подхватить его. Все ясно?

Тати опять стреляет без патрона, жмет на спусковой крючок, воображает отдачу.

— Ясно, — тихо говорит она.

Он забирает винташ, перепроверяет предохранитель. Потом показывает девушке, как зафиксировать затвор в крайнем положении, чтобы не прищемить себе большой палец. Он объясняет, как заряжать — а заряжать будет Тати, Сигруд не станет помогать, — как взять обойму, в которой нетерпеливо блестят латунные патроны, и вставить в винташ, чувствуя сопротивление, пока не раздастся щелчок. Потом он объясняет, как быстро отпустить затвор, который скользнет вперед и автоматически пошлет верхний патрон в патронник.

— Это все? — говорит она.

— Все.

— Я думала, будет сложнее.

— В войне побеждают благодаря эффективности, — говорит Сигруд. — Чем проще обращаться с оружием, тем легче обучать множество солдат сразу. Когда снимешь винташ с предохранителя, можно стрелять. Восемь патронов. Когда обойма опустеет, ее выбросит автоматически.

Она медлит, держа обойму в руке.

— Я должна нервничать?

— Да. Это ведь, в конце концов, огнестрельное оружие. Инструмент, придуманный с единственной целью. Бояться его разумно, как разумно бояться механизированной пилы. Но нельзя, чтобы страх перед вещью помешал тебе ею управлять или управлять хорошо.

Тати облизывает губы, затем вставляет обойму. Она толкает, но недостаточно.

— Дави сильнее, — говорит Сигруд. — Это машина. Представь себе, что открываешь банку с супом.

Она давит сильнее. Обойма входит в винташ с громким щелчком. Тати секунду держит ее прижатой, потом быстро убирает руку. Затвор плавно скользит на место, и верхний патрон отправляется в патронник. Она ахает, отчасти от изумления, отчасти от восторга, что все получилось.

— Хорошо, — говорит Сигруд. — Теперь он заряжен. Не снимай с предохранителя. Всегда держи винташ дулом к земле. Не снимай с предохранителя, если поле зрения неясное и ты не готова прицелиться. Не клади палец на спусковой крючок, если не готова стрелять. Поняла?

— Поняла, — говорит Тати. Она тяжело дышит.

— Я буду стоять позади тебя. Потом мы начнем стрелять по банкам. Отсюда. — Он машет рукой. — Пятьдесят ярдов.

— Далековато.

Он ничего не говорит. Он не говорит, что в бою ей, скорее всего, никогда не удастся подобраться ближе. Он не хочет, чтобы она думала про бой, пусть даже исподволь готовит ее именно к этому.

Он выводит ее на место, встает сзади.

— Не спеши, — говорит он тщательно выверенным голосом. — Это не экзамен. Я просто хочу, чтобы ты поняла эту машину.

— Ладно, — нервно отвечает Тати.

Она долго медлит, как он и предполагал. Татьяна Комайд — настоящая дочь своей матери: взращенная в четырех стенах, вычитавшая великие истины из документов и цифр. Ее совсем не к такому готовили.

«Но она должна научиться, — думает Сигруд. — Ведь нам придется отсюда уехать».

Она поднимает винташ. Смотрит в прицел. Медлит слишком долго, и Сигруд чувствует, как ее руки начинают уставать. Потом она стреляет.

Выстрел громкий, мощный. И совсем мимо цели, но зато Тати пугается так, что пятится и почти роняет винташ.

— Это больно! — кричит она, изумленная и разгневанная. — Это так больно!

— Прижимай крепко, — говорит Сигруд.

— Я прижимала!

— Значит, еще крепче.

Она сверлит его взглядом, ищет осуждение или снисхождение. Не находит. Хмурясь, Тати поднимает винташ и снова стреляет, на этот раз слишком рано.

— Ух… — говорит она, вращая плечом. — Больно… И я снова промахнулась. Почему я промахиваюсь?

— Если бы ты попала в одну из этих банок со второго или первого выстрела, я был бы поражен, — говорит Сигруд. — Мы здесь не для того, чтобы учиться меткости, Тати. Это все равно что ждать от человека, который впервые сел за руль, победы в автогонках. Я хочу, чтобы ты поняла, как работает машина. Что она делает и как это ощущается. Больше ничего.

Поразмыслив, она кивает. В течение следующих секунд опустошает обойму. Все мимо. Но с каждым новым выстрелом у нее прибавляется уверенности.

Она тратит еще три обоймы и в середине четвертой наконец-то попадает в банку.

— У меня получилось! — изумленно восклицает Тати. — Получилось!

— Получилось, — говорит Сигруд. Это была, скорее всего, не та банка, в которую она целилась, но дрейлинг не отнимает у девушки победу.

— Ух, как болит плечо. Я когда-нибудь к этому привыкну?

— Привыкнешь, — говорит Сигруд. — Или нет. Все зависит от тебя. Хочешь продолжить?

Она размышляет.

— Да.

Он кивает на банки.

— Хочу, чтобы ты попала в каждую хотя бы один раз.

У нее от изумления открывается рот.

— В каждую?!

— Да.

— Ты же вроде бы сказал, что мы не будем учиться меткости!

— Если человек хочет учиться, у него должна быть цель. Можешь подойти чуть ближе, если пожелаешь.

— Но… у нас боеприпасы не закончатся?

— Ну, у тети Ивонны их довольно много. Это меня не касается. Я хочу, чтобы ты поняла, каково это — поразить все мишени.

— Но у меня болят руки.

— Тогда они должны стать сильнее.

Она обиженно зыркает на него.

— Или ты хотела сегодня заняться чем-то другим? — спрашивает Сигруд.

Ворча, Тати проводит следующие два часа, стреляя из «Камаля». Она жалуется, что это больно, утомительно и уныло. Сигруд не возражает — она, безусловно, права. Но в ответ на ее жалобы он молчит. Он ждет и наблюдает. Всякий раз она берет винташ и пробует опять.

У нее получается одновременно лучше и хуже. Она понимает, как работает винташ, но теперь верхняя часть ее тела устала. «Но она должна и этому научиться, — думает Сигруд. — Как стрелять, когда у тебя силы на исходе».