Роберт Беннет - Город чудес

Он достает пистолет, намереваясь ее застрелить. Но сайпурка кидается вперед с удивительной силой и быстротой и выбивает оружие из его руки. Проворно наносит удар в шею, от которого он едва не теряет сознание, но ему удается отбить следующий правой рукой, не давая ей довести дело до конца.

Сигруд хватает ее за запястье и лбом сильно бьет в скулу. Она стонет и пятится, но он уже идет на нее, размахивая ее собственным ножом. Рыча, она принимает оборонительную стойку.

— Ты собиралась убить Татьяну, — говорит Сигруд. — Ты с теми, кто убил Шару.

Женщина плюет кровью на пол.

— Пусть гребаная сука сгниет, — сипит она. — Она, и ты, и всё, что вы сделали, — пусть это сгниет и сгинет.

Сигруд кивает, как будто именно такого ответа и ждал.

— Я сейчас тебя убью.

Она сплевывает больше крови.

— Тебе придется попотеть.

Они сближаются.

Она хорошо сражается, используя против Сигруда его размеры и тесноту помещения, пытаясь наносить быстрые, резкие удары в его суставы, шею, лицо. Но ей не суждено победить в этой драке. Она в гораздо худшем состоянии, чем он. И у него преимущества — сто фунтов веса и нож.

Она уклоняется от ножа как может, отступает через каюту экипажа, через разбитую дверь. Нож задевает ее под мышкой, вдоль бока. Сигруд вскрывает ее ребра, и кровь брызгает на пол. Она хороша — даже не вскрикивает от боли, — но недостаточно.

Наконец она спотыкается. Он кидается на нее, бьет плечом в плечо и всаживает нож под ребра.

Едва слышный всхлип. Она пытается разбить ему нос основанием ладони, но Сигруд отворачивает лицо и принимает удар на бок черепа.

И всаживает нож глубже. Она все равно сопротивляется, пытаясь пробить ему гортань.

Он хватает ее за шиворот свободной рукой, толкает на себя и засовывает клинок еще глубже.

Этого должно хватить, чтобы она наконец перестала сопротивляться.

Но тут, к его удивлению, она переводит дух и орет сорванным голосом:

— Давай, Нашаль! Сейчас, сделай это сейчас!

Он бросает ее и поворачивается. Окровавленный, искалеченный человек в кабине с трудом поднимается на ноги. Он подносит миномет к плечу и теперь, словно пьяный, направляет его сквозь разбитые окна.

Время как будто замедляется. Сигруд не видит Ивонну, но знает, что она там, все еще держит дробовик. Если она собьет вторую мину в полете, от взрыва кабели лопнут, и обе гондолы упадут.

Сигруд вытаскивает второй пистолет из кобуры на бедре и вскидывает его. Но тут сайпурка невероятным образом снова бросается в атаку, прыгает ему на спину и ногтями царапает лицо, не давая прицелиться.

Он изо всех сил пытается удержать пистолет в нужном положении. Окровавленный сайпурец все еще целится из миномета в окно. Женщина бьет Сигруда по лицу, впивается пальцами в щеку, а потом в глаз…

Чпок!

Она вырывает фальшивый глаз. Это так сильно ее удивляет, что она на миг цепенеет, сжимая в руке теплую белую сферу.

— Что?.. — растерянно бормочет она.

Сигруд прицеливается и стреляет.

Выстрел точный: висок сайпурца взрывается, он валится замертво и оружие падает на пол рядом с ним.

Сигруд резким движением скидывает с себя женщину. Сайпурка отлетает на пол, задыхаясь.

Он поворачивается, тяжело дыша. Наклоняется, забирает фальшивый глаз из ее руки и прячет в карман. Когда Сигруд встает, ее другая рука взлетает ко рту.

Она просовывает что-то между губ — маленькую черную сферу. Потом глотает.

— Яд? — спрашивает Сигруд. — Зачем, если ты и так умираешь?

Она горько смеется.

— Я думала, ты все знаешь о Божествах. Они ведь повернуты на воскресении из мертвых.

Сигруд предпочитает это игнорировать.

— Зачем ты на него работаешь? Зачем рискуешь жизнью и убиваешь для него невинных?

— В этой игре нет правил, — хрипит она. — Все системы сломаны. Сайпурская, Континентская, Божественная. Невинных нет. Он все сожжет. Все сожжет и начнет заново.

— А ты? Ты тоже сгоришь?

— Нет. — Она закрывает глаза. — Когда он начнет заново, я буду рядом с ним.

Она открывает глаза. Они больше не знакомого дрейлингу янтарно-золотистого цвета, они черные, словно сделаны из нефти.

Сигруд говорит:

— Какого…

Женщина вскидывает левую руку и погружает в рану на боку. На ее лице не отражается боль: она как будто в обмороке. Невероятным образом она засовывает руку все глубже и глубже, ребра трещат и хрустят, пока в рану не входит запястье, потом — часть предплечья… и вот она начинает что-то оттуда вытаскивать.

Оно длинное, черное и блестящее. Она вытягивает фут, потом два, потом тащит обеими руками, все больше, больше и больше. Сигруд направляет пистолет ей в лицо и стреляет, опустошает обойму в ее череп. Пули пробивают ее щеку и лоб, но толку никакого: ее руки продолжают тянуть, тянуть, тянуть…

И вытаскивают.

Это копье. Огромное, длинное, черное копье, длиннее самого Сигруда и блестящее, как нефть. Хоть в увиденном нет никакого смысла, он понимает, что женщина только что вытащила черное копье из собственного сердца.

Все еще лежа на полу, устремив пустые, черные глаза в потолок, она ударяет тупой стороной копья о палубу.

От удара разносится волна, которая убивает все звуки вокруг, а потом — весь свет. Свет из окон, мерцающие лампы на потолке — все это гаснет в тот самый миг, когда копье соприкасается с полом, и приходит тьма.

Сигруд стоит посреди черноты. Он хлопает себя по поясу, вытаскивает новую обойму и начинает перезаряжать пистолет, думая лишь одно: «Дело дрянь».

Он чувствует вибрацию в полу: совсем рядом кто-то поднимается на ноги. Кто-то… крупный.

Медленно, очень медленно свет возвращается, серо-белый свет метели, а с ним — рокот гондолы. Потом он видит, что женщина больше не лежит на полу.

Рядом с ним в салоне гондолы некое… существо. Оно очень высокое, оно тяжело дышит от напряжения, держа копье.

Оно напоминает очертаниями человека, но сказать наверняка трудно: существо выглядит сотворенным из дыма, нефти и грязи — высокое, тонкое, с длинными жилистыми конечностями, свидетельствующими о силе. Но лицо его — пустой овал, как лицо статуи из гагата, которое полностью зашлифовали.

Существо переводит дух — или так кажется, ведь разве оно может дышать? — и кричит.

Его крик — тишина: когда оно кричит, все звуки умирают, как будто Сигруд оказывается в идеальном вакууме, который не способен их передавать.

Но в этой тишине все же есть слова, некая идея, переданная бессловесно:

<���Сенешаль! Сенешаль! Я сенешаль! Я тишина, я пустота, я тишина!>

Сигруд поднимает пистолет и начинает стрелять.

Выстрелами в существо Сигруду, похоже, удается лишь его разозлить. Но он слышит их — значит, звуки не до конца исчезли. Тварь, слегка пошатнувшись, бросается на него, и ее черное копье взлетает.