Ричард Кэдри - Сэндмен Слим [litres]

– Прощай, Аллегра. Иди прибирайся в доме Эжена.

Она пинает ведро в сторону и громко хлопает за собой дверью. Я слышу ее дробные шаги вниз по лестнице. Она топчет ступени решительно – как маленький Божий тираннозавр.

КОГДА АЛЛЕГРА уходит, я заканчиваю чистку и сборку огнестрельного оружия. Покончив с этим, достаю из-под стола старые газеты и бумажные пакеты и раскладываю их на полу.

Растянутый на всю длину наац – это десять футов [102] 3 метра. острейших зубов, колючек и шипов из Адской стали. Некоторые из них подпружинены и готовы к работе сразу, как только вы берете наац в руку. Другие выпускаются только после приведения в действие специального механизма.

Обычно наац используется как посох или копье, но есть еще один скрытый спусковой крючок, который дезинтегрирует центральный стержень. Внезапно наац становится гибким, как китайская жареная лапша, превращаясь в металлический хлыст, с помощью которого снять шкуру с носорога так же просто, как почистить виноград. Не то чтобы я когда-нибудь обдирал носорогов или чистил виноград, но, думаю, вы уловили смысл.

Я рассказываю так подробно для того, чтобы вы поняли – даже базовая модификация нааца имеет гораздо более изощренную механику, чем всё когда-либо произведенное руками человека. Чтобы обработать наац из баллончика WD-40, требуется много места и много газет, впитывающих лишнее масло. Кроме того, следует широко открыть окно, прежде чем распылять аэрозоль внутри спальни, о чем я, как всегда, вспоминаю не сразу.

Я оттаскиваю наац на газетах в сторонку, чтобы освободить проход. Затем прячу оружие под матрас и иду в ванную, чтобы смыть с рук остатки WD-40. Я перепортил уже столько одежды, что приходится вернуться к джинсам и фирменным футболкам видеомагазина. Сверху я надеваю шелковое пальто, которого до этого избегал, и засовываю нож во внутренний карман. Перед тем как уйти, я распахиваю три больших окна напротив кровати.

Короткая прогулка до «Бамбукового дома кукол» очищает нос и голову от вони. Выпивка и сигареты вернут меня обратно на Землю. Карлос приносит еду, и я пью за его здоровье. В последнее время я мало что сделал для него – разве что поджарил и обезглавил нескольких скинхедов, – но об этом ему лучше не знать. Карлос говорит что-то о спорте, и я пытаюсь отвечать так, чтобы не выглядеть глупо, поскольку мало что смыслил в спорте и до попадания в Нижний Мир. В конце концов он сдается и уходит обслуживать других клиентов.

В последнее время я редко с ним разговариваю. В последнее время мне вообще не хочется ни с кем говорить. Наверное, надо как-то дать понять этому парню, что я ценю и его самого, и его бар, и его еду. Карлос сейчас – наверное, самый близкий мой друг на целой планете. С исчезновением Черри, Джейн-Энн и Касабяна порвались все ниточки, которые могли привести меня к Мейсону, и я остался посреди города ни с чем. Теперь мне нечего делать и некуда идти. В этом районе должен быть хоть кто-то, кто будет на вашей стороне. И желательно, чтобы это был бармен.

Я выпиваю еще две порции виски, пока не становится угрожающе ясно: если задержусь еще ненадолго, то придется с кем-нибудь разговаривать.

Дорога до «Max Overdrive» занимает ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выкурить сигарету. Сделав последнюю затяжку, я подхожу к двери и, выбросив окурок в мусорный бак, захожу через черный вход.

Маслянистый запах растворителя внутри исчез, но появился какой-то другой. Что это? Спирт? Дезинфектант? На лестнице пахнет, как в больничной палате.

Я нахожу источник запаха минуту спустя. К тому времени я уже лежу на полу, мир скользит и дрожит вокруг меня, и я не знаю, смогу ли подняться. Такое чувство, что робот-призрак в длинном грязном плаще, размахивающий перед моим носом бейсбольной битой, имеет к этому какое-то отношение.

Разрозненные куски мира начинают потихоньку возвращаться на свои места, и я вижу, что робот-призрак – на самом деле не робот и не призрак. Это Касабян, собранный в единое целое при помощи металлических стержней и болтов. К голове привинчена металлическая лента, удерживаемая на месте стальными штифтами, которые прикреплены к скобе на груди. Прямо «нимб тяги». Он держит голову на теле достаточно хорошо, чтобы он мог сохранять равновесие, но двигается Касабян тяжело и нелепо, как ржавая заводная игрушка. Тем не менее для игрушки он наносит неплохие удары по ребрам.

Пару ударов я отбиваю руками, и это оказывается довольно болезненно. К счастью для меня, чтобы удержаться на одном месте и продолжать меня бить, потному раскрасневшемуся Касабяну приходится прилагать немало усилий. Я изворачиваюсь и пинаю его по ноге. Он падает на одно колено, но остается стоять. И продолжает, стиснув зубы, лупцевать меня битой. Но теперь он слишком близко и размахнуться как следует ему не удается.

Я снова пинаю. В этот раз мне удается попасть в металлический нимб, и это привлекает его внимание. Касабян бросает биту и пятится назад, как краб, выдерживая расстояние между своей головой и моей ногой.

За исключением первого вероломного удара по затылку он не причинил мне особого вреда. Касабян двигается так, будто наполовину заморожен и словно не может собраться с силами, чтобы нанести весомый ущерб. Если бы он не стоял вертикально, я мог бы поклясться, что его тело находится в состоянии трупного окоченения. Может, он боится потерять голову, если начнет двигаться слишком резко? Стоит проверить эту гипотезу.

Не вставая с пола, я снова пинаю его по голове. Касабян пытается отодвинуться, но я все равно быстрее. Но и попасть почему-то не могу. Что ж, ладно. Видимо, удар по затылку встряхнул мой мозг сильнее, чем я думал.

Я быстро подползаю к кровати и вытаскиваю из-под матраса пистолеты. Но перед глазами все плывет, и я не могу толком прицелиться. Это дает Касабяну шанс снова загнать мне под ребра биту. Я тяжело дышу и пытаюсь вдохнуть каждый раз, когда получаю удары по корпусу. Будь голова яснее и боль потише, я, возможно, смог бы наложить какое-нибудь заклинание на Касабяна. Но теперь я чувствую каждый синяк, оставленный Кисси. И снова начинаю ощущать внутри пули. Черт! Кински был прав, когда сказал, что они скоро дадут о себе знать.

Касабян в очередной раз бьет меня битой, но я двигаюсь быстрее, и мне удается ее перехватить. Один поворот – и она отпрыгивает по полу, вылетев из его рук. Пятясь, Касабян прижимается к стене. Он тянется за чем-то, спрятанным под грязным плащом, но не успевает. Мир обретает цельность. Становится тверже. Я хватаю биту и как следует ею размахиваюсь. Удар приходится в нимб. Металлические штыри разлетаются по комнате.

– Бл…ь! – вскрикивает Касабян.

Голова его почти оторвалась. Она висит свободно, удерживаемая только парой швов и двумя сохранившимися штифтами. Он подбирает под себя ноги, прислоняется спиной к стене и с трудом встает. Глаза его широко распахнуты. В них больше нет гнева. Видимо, он вспомнил, как в первый раз потерял «дыню» и насколько это неприятно. Продолжая бормотать «нет, нет, нет…», он погружает руку во внутренний карман плаща и вытаскивает оттуда нечто похожее на короткую ветку дерева. Ветка тут же обвивает его руку от запястья до локтя.