Карина Демина - Ловец бабочек [СИ]

В руках господин держал белое полотенце с вышивкой, на котором возвышался горб каравая.

За господином, подхвативши длинные юбки, спускалась женщина крайне недовольного вида.

— Добро пожаловать! — воскликнул господин, кланяясь с немалым подобострастием, на что князь сквозь зубы процедил:

— И вам доброго утречка…

И поводья кинул.

Катарина велела себе не отвлекаться. В конце концов, чего еще от князя ждать?

— Добрый день, — сказала она и скромно отщипнула крошку от хлебного круга, очень надеясь, что этого будет достаточно.

И что хлеб не отравлен.

Если подумать, то к чему травить обыкновенного следователя? Пусть и старшего.

Женщина с конем одарила Катарину неприязненным взглядом, будто бы это Катарина была виновата, что у их князя с манерами плохо. Или скорее уж он не считает нужным демонстрировать сии манеры к тем, кто стоит ниже его по социальной лестнице.

Типичный угнетатель.

Меж тем типичный угнетатель, вряд ли догадываясь о подобных мыслях, щелкнул себя хвостом по сапогу и соизволил подать Катарине руку.

Руку она пожала.

Хотя, конечно, судя по странному выражению лица господина с караваем, ждали от нее другого. Ну и плевать. Она не местная барышня, которую за ручку выгуливать полагается и то, верно, оттого, что поводки на барышень цеплять не принято. А было бы принято…

— Знакомьтесь, — князь оскалился.

Зубы у него хорошие.

Белые. Ровные. Клыки чуть выделяются…

А вот у Хелега желтеть начали, хотя он и не курит.

— …пан Савойски, главный врач… и панна Куркулева, старшая медсестра…

Панна Куркулева меж тем сунула поводья дворнику, который появился непонятно откуда, а после и исчез вместе с конем.

— …которой, видимо, заняться больше нечем. Как и пану Савойскому…

— Помилуйте, пан Себастьян, — каравай переехал к панне Куркулевой, которая повернула его отщипанной стороной к себе и нахмурилась еще сильней. То ли Катарина много отщипнула, то ли мало — не понятно, но неприязнь этой женщины ощущалась физически.

Или не в каравае дело?

— Нам было велено оказывать всяческое содействие…

— Оказывайте, — князь стянул перчатки. — Содействие — это хорошо, это просто-таки замечательно… а вот балаганы ни к чему…

…панна Куркулева разглядывала хольмскую девку, испытывая преогромнейшее желание ухватить ту за патлы да хорошенько оттаскать, исключительно вразумления ради. Ишь ты… заявилась.

И не просто так заявилась…

…глазищами зыркает. Явно подозревает, но что…

…а сама-то, сама… разоделась, стыдобища… ни рожи, ни кожи, и с виду… в приличный дом пускать такое неможно. Кафтанчик серенький с виду как будто тесен, вон, пуговички блестят, и не просто так, надо думать, а внимание привлекаючи. Не к пуговичкам, само собою.

Сисяста девка.

И посмотреть есть на что, и подержаться…

…а ведь упреждали Олечку, чтоб не показывала норову. И где ее норов будет, когда эта выдрища хольмская князя окрутит? И ведь окрутит, не сиськами, то ногами… вона, юбка ее серого твиду чуть колени прикрывает. А князь нет-нет да на ножки и поглянет.

Справедливости ради следует отметить, что форменная юбка прикрывала не только колени, но вовсе доходила до середины голени, да и особым изяществом кроя не отличалась. И в любом ином случае панна Куркулева, несомненно, отнеслась бы к женщине, которой судьба выпала носить этакую форму — в форме старшая медсестра толк знала — с сочувствием.

В любом другом.

…хольмка повернулась и уставилась на панну Куркулеву прозрачными глазищами. И под взглядом ее стало вдруг дурно. Будто воздух в грудях заперли.

…и вовсе…

…а если она мысли читает? Небось, сказывали, что на той стороне встречаются умельцы.

…и понеслись… про приписки к обедам, про бельишко, которое будто бы меняли, а на деле… про посуду кухонную, про доплаты прачкам, про иные мелочи, с которых панне Куркулевой набегало сверх жалованья и, как она полагала, пресправедливо, поелику было оное жалование весьма скромно. А у панны Куркулевой кроме племянницы, которая давно уж о родстве забыла, сынок имелся.

…следом появилась почти уверенность, что девка эта про мелкие делишки знает, как не знать, когда тайны из них особое нету, но ей они мало интересны. Ей другое надобно…

…другой.

…и тут уж вовсе руки похолодели, а сердце зашлось так, что панна Куркулева пошатнулась и была заботливо подхвачена князем.

— Вам дурно?

…и все ж зря Олька с ним связалась. Могла б другого кого найти, небось, девка видная, не чета этой, вокруг с малолетству поклоннички вились-увивались, так нет, все перебирала… а годы-то идут, того и гляди, останется на бобах со своими переборами.

— Это от жары, — неловко соврала панна Куркулева.

И князь недоуменно брови приподнял.

Ему, похоже, жарко не было…

…накрытого стола в мертвецкой, как того Себастьян опасался, не обнаружилось. Зато наличествовали астры в ведре.

Обыкновенном таком ведре.

Железном.

С аккуратно выписанным рыжею краской нумером на боку, а чуть ниже нумера красовалась кривоватая уже надпись «для горячего». Где ныне обреталось горячее, осталось неизвестным, ибо над ведром пышною бело-лилово-бордовою шапкой поднимались астры.

А уж из-за астр и выглядывала вихрастая макушка судебного эксперта.

Видать, и он предупрежденный о визите — похоже, Тайная канцелярия в желании организовать прием дорогой гостьи перебудоражила весь город — приоделся. Ныне на пане Штефане красовался широкий двубортный пиджак из шерсти темно-малинового колеру, и шейный платок цвета молодой зелени, лишь подчеркивал всю глубину цвета. Сияли перламутром пуговицы, каждая — со злотень величиной. И на фоне этакого великолепия чуть широковатые, мешковатые брюки со штрипками, гляделись бедновато.

Пан Штефан поспешно пригладил взъерошенные волосы и поклонился.

Руки при том он спрятал за спину и в замок сцепил, а потому поклон, несмотря на всю серьезность доктора, показался несколько… шутовским?

— Рад лицезреть в обители смерти, — впрочем, голос пана Штефана остался по-прежнему заунывен, взгляд — преисполнен печали, и это несколько успокоило Себастьяна. — Деву столь трепетно-юною…

Ну тут он несколько переборщил.

Себастьян окинул хольмку взглядом, убеждаясь, что трепетности в ней за последние полчаса не прибавилось, да и юною считать ее было поздновато.

— И я рада встрече, — девица протянула руку, и пан Штефан с преувеличенным восторгом ее облобызал.

— Привыкайте, — Себастьян надеялся, что это прозвучало вполне дружелюбно. — Пан Штефан, извольте вернуться в сознание?

— Что есть сознание, как не иллюзия нашего понимания мира…

…а ведь не пьет. Совсем не пьет. Но отчего-то ныне данное обстоятельство Себастьяна не радовало. Лучше бы, право слово, пил, нежели увлекался этой доморощенною философией.