Джаспер Ффорде - Ранняя пташка

– Ты уверен? – спросил Джош.

– Да.

– Полностью уверен?

– Да.

– Ты это не сочиняешь?

– Нет.

– Ладно, – помрачнев, сказал он, – как тебе вот это? Я сделаю примечание.

Открыв путевой журнал Дейва, Джош записал примечание. Но только это было не примечание, а черный крестик. Сделав это, он поспешно захлопнул журнал и шумно вздохнул.

– Отголосок из прошлой жизни, – пробормотал Джош, – забытое воспоминание, всплывшее на поверхность. Однако воспоминание, лишенное функционирующего сознания, которое придало бы ему значимость и контекст, представляет собой не более чем бессвязный набор слов на клочке бумаги. Ты не согласен? Понимаешь, на самом деле очень важно, чтобы ты согласился.

Он посмотрел на меня с проникнутым болью выражением.

– Я согласен.

– Замечательно! – воскликнул он с буквально осязаемым облегчением. – На обратном пути можешь забрать свое оружие. Загляни к нам, как только сможешь, и не забудь про «скраббл». Бар при гостинице «Уинкарнис», по утрам.

Поблагодарив его, я направился к выходу. Оглянувшись, я увидел, что Джош снимает со стены сертификат «Лучшего дежурного администратора недели». Полностью успокоился я только тогда, когда благополучно покинул пределы комплекса.

До отхода моего поезда оставалось еще много времени, поэтому я отправился в город, чтобы встретиться с Моуди, как мы и договаривались. Я свернул направо у аптеки с закрытыми ставнями витринами, затем пересек реку по мосту, по которому неопытный водитель попытался проехать на тягаче с полуприцепом. Полуприцеп развернуло боком, он застрял на узком мосту и намертво врос в прочный, как бетон, снег со льдом. За рекой находилась главная площадь скромных размеров, пустынная, если не считать двух припаркованных машин, тумбы с почтовым ящиком, будки телефона-автомата и бронзовой статуи на пьедестале из песчаника.

Прямо передо мной лицевой стороной к площади стояло здание Зимнего консульства, увенчанный куполом бункер с гранитным фасадом, спроектированный человеком, чьи архитектурные вкусы лежали преимущественно среди волноломов. Этот стиль, называющийся «Сверхпрочностью», отражал моду на общественные сооружения, способные противостоять разрушительному воздействию ледников, землетрясений и даже падения метеоритов размером с футбольный мяч. Он отражал настроение Северной Федерации: «мы здесь навсегда».

Справа от меня стояла недавно отремонтированная мельница, закрытая, и общественный туалет под зданием городской ратуши, также закрытый. Напротив находился магазин шерстяной одежды – как это ни странно, открытый, а рядом заведение, торгующее едой навынос, – опять же закрытое. Людей на площади было немного, и все они куда-то спешили. Опустив головы, чтобы защититься от холода, спрятав лица в пуховых куртках с капюшонами.

Гостиница «Уинкарнис» располагалась слева от меня, ее название отсылало к пестро раскрашенной эмалированной табличке, рекламирующей «Восстанавливающие силы напитки «Уинкарнис», высоко над дверью. Изображенная на табличке дама эдвардианской эпохи взирала на мир с жизнерадостной улыбкой, не обращая внимания на лед и снег. В тусклом свете газовых светильников краски на табличке казались неестественно яркими.

Зайдя в фойе, я прошел к стойке администратора. За столиком сидела девушка лет шестнадцати, не старше. На ней было платье из хлопчатобумажной ткани в полоску под двумя застегнутыми на все пуговицы кардиганами, а ее прямые темно-русые волосы были аккуратно подстрижены под миску для пудинга. Девушка рылась в разложенных перед ней раскрытых учебниках и что-то записывала аккуратным мелким почерком в школьную тетрадь.

– Добро пожаловать в «Уинкарнис»! – радостным голосом произнесла она. – Я вас раньше здесь не видела.

– Я проездом, – объяснил я. – Хочу встретиться с мистером Моуди. Он здесь?

– Нет, наверное, где-то распространяется про «Бьюики» и подобную чушь. О чем вы с ним хотели поговорить?

– О «Бьюиках» и подобной чуши.

– Понятно, – сказала девушка, возвращаясь к тетрадке.

– Домашняя работа? – спросил я.

– Вообще-то это моя докторская диссертация, – с легкой обидой ответила она. – «Документальное подтверждение существования форм Зимнего состояния, прежде считавшихся мифическими и вымышленными».

– Что это означает?

– То, что я пытаюсь доказать существование Зимнего люда.

С таким же успехом она могла доказывать существование единорогов или ловить в капканы фей.

– Это очень непростая задача, вы не согласны? – спросил я.

– Граничит с невозможным.

– Потому что на самом деле они не существуют?

– О, они существуют, это точно, – трудно собирать доказательства. Но я поспорила с одним местным Поручителем, что они существуют, а Джим Трикл [65] Говорящая фамилия: treacle – слащавость. любит поспорить.

– И на что вы поспорили? – спросил я, ожидая услышать что-нибудь вроде дюжины Вопросов или тому подобное.

– На пятьдесят «кусков».

– На пятьдесят «кусков»? – Мне потребуется двадцать лет, чтобы скопить такие деньги. – Почему так много?

– Долгая история. Как вам нравится вот это?

Открыв сумочку, девушка достала маленькую коробочку, затем, открыв ее с величайшей осторожностью, показала крошечную шляпу, меньше пяти сантиметров в поперечнике.

– Вы видите перед собой, – сказала она, – головной убор домового, одного из зимних карликов.

Я изучил шляпу. Сшита она, бесспорно, была хорошо, однако материал был похож не столько на кожу, сколько… на пластик.

– По-моему, это шляпа куклы Барби, – заметил я, – из коллекции нарядов Дикого Запада.

– Да, я тоже так думаю, – вздохнув, согласилась девушка. – Внутри стоит клеймо изготовителя. Взгляните.

Показав мне клеймо, она положила шляпу в коробочку и убрала коробочку в сумку.

– Крайне важно собирать доказательства, – продолжала она, – даже если они свидетельствуют об обратном. Так делается наука. Ошибаться и двигаться дальше. Если мне часто указывают на мои ошибки, значит, я движусь в правильном направлении, разве не так?