Лев Соколов - Золотой конвой [СИ]

— Куда ж они делись?

— Куда… — Хмыкнул Иван. — Рассосались по тайникам и карманам. Тырили все, кто мог дотянуться. Союзники, местные мужики, колчаковские вояки которые решили обеспечить старость. Часть хоронили идейные белые офицеры, не для себя, а чтоб спрятать от красных. Крупные куски прятали в ухоронки, «до лучших времен». Сколько из тех, кто прятал, смогли потом вернуться за добычей — неизвестно. Но с учетом, сколько народа погибло еще потом в гражданской… К тому же красные вскорости закрутили гайки на границах, — многие эмигранты просто не смогли вернуться к своим тайникам. Представляешь, — каково это? Жить впроголодь где-нибудь в Париже, зная, что где-то лежат несколько твоих тонн золота? А?

— Так с ума сойти можно.

— Сойти, или спиться. Или попытаться нелегально попасть в страну, и погибнуть где-то на границе… Короче, — так и лежит часть золотого запаса империи, в забытых схронах.

— Ну ладно, история интересная, — я поставил чашку на стол. — А нам то что с того?

Ваня с ответом не торопился. Даже пряник отложил, и потер друг о дружку ладони. И потом воздел палец к потолку, — для значительности.

— А то, — проникновенно и торжественно сказал Иван, — что мы с тобой скоро откопаем один из таких колчаковских схронов!

— Откуда дровишки? — Меланхолично спросил я.

— На этот раз верняк, старик, — задушевно пообещал Ваня. Но увидев выражение моего лица, стер лыбу с лица, и заговорил максимально серьезно. — На этот раз, правда, без дураков. Есть у меня один знакомый. Потомок одного из офицеров, которые конвоировали золото. От предка ему досталась указка — где спрятано, и как взять. Все подробно.

— Ну… — я замялся. — И сколько там этого золота?

— Несколько десятков ящиков. — Пристально глядя мне в глаза, произнес Иван — Сотни килограмм, брат.

Я задумался. Золото… Я его видел, конечно. У матери был крохотный золотой кулончик, в виде оленя. А еще я, как свидетель, держал золотое кольцо на свадьбе у одного друга. И… и наверно, — все. Несколько грамм. Этим мое личное знакомство с золотом и ограничивалось. А здесь, речь шла о тоннах!

— Это же… целая прорва денег.

— Это охренеть до отвала башки, какая прорвища денег, мать их так!!! — Рявкнул Иван.

Передо мной призрачно поплыли золотистые тяжеленные слитки, украшенные по верхней грани клеймом двуглавого орла. Слитки водили хороводы спиралями и кругами, в воздухе стоял тихий золотой звон. В слитках было все: Погашение рабской ипотеки. Да к черту ипотеку! Красивая одежда, и роскошные авто, и дорогие отели, и море, и солнце, и яхты, и заискивающие взгляды обслуги, и прекрасные женщины с манящими глазами, и уверенность в себе, и небрежное чувство превосходства, и жизнь — другая, прекрасная, сказочная… Слитки звенели. Слитки — приглашение. Слитки — обещание.

— Погоди-ка, — я тряхнул головой, вытрясая из неё призрачные слитки, и возвращая трезвость ума — Что-то у тебя опять не сходится, Вано. — Что за знакомый? Что за предок? А почему его предок сам не взял клад? А? Ну бог с предком. Почему твой знакомый сам его не берет? Мы ему зачем? — Я скептически хмыкнул. — Чтоб поделиться счастьем?

— На любой твой вопрос, дадим мы ответ, — пообещал Ваня. — Но чтоб я тебе не пересказывал, лучше встретимся с Пашей. Он тебе все расскажет.

— Паша — это тот самый потомок? — Уточнил я.

— Именно. Уж он развеет все твои сомнения. А потом — рванём за кладом! У тебя ведь как раз намечается отпуск…

— Э-э, стопорни! — Вскинул руку я.

Золотые слитки в голове окончательно рассеялись. Зато живо вспомнился прошлый отпуск с Иваном — вымораживающая осенняя болотная грязь, в которой мы искали «целую немецкую пантеру», ага…

— Знаешь что, Иоанн, — сказал я твердо, — В задницу твой клад! Свой великолепный, изумительный, долгожданный отпуск, я собираюсь провести в теплых краях. Нежась на шезлонге у моря, с маргаритой в руках.

— «Маргарита», — это девушка или коктейль? — Уточнил Ваня.

— Как пойдет. Лучше обе.

— Так у тебя денег нет. — Подшпилил Иван. — Откуда море? На Гоа и Бали автостопом не доедешь.

— На Гоа нет, ну и что. Поеду в Крым.

— Пф, Крым, — надул губу Иван.

— Прекрасное место. История! Скифы. Памятники античности. Боспорское царство. Вексиляции римских легионов. Давно хочу съездить. Все лучше, чем в Сибири гнуса кормить.

— Лёва, ну чего ты завелся? — Проканючил Иван. — Я не понимаю, ты что разбогатеть не хочешь?

— Я отдохнуть хочу. — Заявил я. — Знаешь, этот промышленный альпинизм, тоже не сахар. Висишь где-нть на трубе, а наши питерские ветры тебе яйца между ног мотают. Хочу нормально отдохнуть.

— Смотри, — пригрозил Иван — я ведь поеду, разбогатею, — а ты потом будешь локти себе кусать. Ведь реально дело верное.

— У тебя и с пантерой было дело верное. И тоже, живой свидетель был.

— Да ну какой он свидетель?! Деревенский алкаш.

— Вот именно, Ваня. А в сказки я, извини, больше не верю. Повзрослел.

Иван решил зайти с другого конца.

— Старик, — себе не хочешь помочь, — мне помоги.

— Я тебе в прошлый отпуск помог.

— Знаю, ценю, виноват. — Помоги еще раз. Последний. Друг ты мне, или кто? У меня ведь важное обстоятельство.

— Какое еще обстоятельство?

— Влюбился. Женюсь. — Лаконично сообщил Иван.

Я округлил глаза.

— То есть я не понял… Как женишься? На ком?!

— На Маше, — объяснил Иван. Сотворив при этом такую физиономию, будто это имя было медом намазано.

— На какой еще Ма… Так, а почему я ничего не знаю? — От удивления вопросы у меня сыпались быстрее, чем я успевал их формулировать. — Когда ты с ней познакомиться успел?

— Ну, когда. Мы ж с тобой почти две недели не виделись.

— Ну, допустим. — Я все еще не мог прийти в себя. — Познакомится-то много времени не надо. А жениться… — ты ж с ней всего ничего знаком.

— Любовь разит с первой стрелы, — мечтательно вздохнул Иван. — Мы как увидели, сразу будто искра пробежала. А потом разговорились, и поняли, что у нас созвучие душ.

— Ага… искра… созвучие… — машинально бормотал я, будто эхо.

— Я вас познакомлю, и ты сам все поймешь. — Пообещал Иван. — Машенька — ангел.

— «Ангел», к твоему сведенью, на древнегреческом означает просто «вестник», — приходя в себя, буркнул я. — Ты в почтальоншу что ли влюбился?

— Слышь, ты не умничай, — погрозил мне пряником Иван. — Касайся моего сердца осторожно.

Нет, я его сегодня положительно не узнавал. Скоро этот увалень вообще начнет говорить шекспировскими сонетами.

— Ну ладно, — я развел руки. — Любовь, это я все понимаю. Но ты не думаешь, что несколько торопишься? То есть, что вам мешает просто пожить, присмотреться друг к другу?..

Я вдруг почувствовал, что в моем тоне зазвучали какие-то менторские нотки. Будто бы я был Ивану папой, который пытается его вразумить. Но с другой стороны, Иван был сирота, родителей у него не было. И кто еще, скажите на милость может ему вправить мозги, как не лучший друг? Впрочем, Иван тоже поймал мое настроение.