Всеволод Алферов - Мгла над миром [litres]

Газван скривился.

– Кто-нибудь скажет мне, что произошло?

Никто не хотел с ним говорить, даже Аджит и тот как будто прятал взгляд. Наконец старший наставник собрался с духом.

– Девочка, пойди и приготовь покои Верховного, – мягко погнал он Асму. – Ты видишь, мудрый хочет и дальше истязать себя. Ему потребуется отдых.

К чести толстушки, та несколько мгновений колебалась.

– Обещаю, мы не позволим ему переутомляться! – заверил Кадар. – Но ты же видишь, есть дела. Ты видела эти самые дела за окном.

Спровадив ученицу, он запустил руку в волосы, еще больше взлохматив седую шевелюру.

– Ну и что тебе сказать, Первый? – с вызовом спросил он. – Нет у меня добрых вестей… Нет, слышишь? Наджад готовится испепелить псов. Большинство Совета его поддерживает. Сафар вызвался помочь, больше чтобы тот не наделал глупостей. И жрица, и советник не покинут обитель, пока все не закончится – чтобы никто не предупредил осаждающих. Так решил Совет.

– Это безумие, – устало и безнадежно сказала Неджра. Складывалось ощущение, что спор меж ними длится уже больше звона.

– Может, и самоубийство, но не безумие, – возразил Кадар. – Если обращаться с людьми, как со скотом, рано или поздно они укусят в ответ. И я не о тех несчастных, чьи головы мы видели, это отдельный счет. Я имею в виду все годы унижений. После всех лет ахать, охать и заламывать руки – по меньшей мере, лицемерно.

– Да кто? Кто вас унижает? – вспылила жрица. – Вы сидите в своей обители, как… как князья! Глядите на смертных из высоких башен. Вы посмотрите, как живете! У половины прихожан не хватит меди на кусок хлеба. Вы можете ходить в город, вы больше не пленники… что еще вам нужно?

Аджит вскинулся было, но наставник оказался рядом, положив руку ему на плечо.

– Я объясню, что нам нужно, – тихо выговорил он. – Два звона назад я сказал бы, что мы хотим безопасности. Мы стараемся держаться вместе, в обители, просто потому что чернь может вломиться в дом и избить тебя до полусмерти. У них нет хлеба, у этих людей, но в том виновны вельможи и чиновники, а не колдуны. Но ведь до вельмож черни не добраться? А колдуны – вот они! И стража Царя Царей тебя не защитит… Еще мы хотим уважения. Чтобы ревнители, как твой предшественник, не проклинали нас, подзуживая толпу…

Наставнику не было дела, что один из вельмож сидит вместе с ними и пока еще считается союзником. Мауз молча крутил перстень и жевал губами, посматривая то на жрицу, то на чародея. Заметив взгляд Верховного, он поднял брови и кивнул на Кадара, словно приглашая послушать дальше.

Бесы бы побрали толстяка! Можно подумать, Верховный не знает, что сейчас скажет Кадар. И бесы бы побрали чародеев! Аджит внимал магу с юношеской страстью. Ханнана Первый не видел, но не сомневался: и тот тоже согласен со старшим наставником. Кадар тем временем продолжил:

– Я много чего могу наговорить… что мы устали от ненависти, от оскорблений, от того, что мы чужаки во всех Пяти Пределах. Вы все этого даже не замечаете – того, что ранит больней всего. Вы забрали у нас самое важное… вы отняли наш дом. Выставили за порог. Как будто мы нездешние. Каждый год в Царстве рождаются маги. К десяти годам они поймут, что в них пробудился Дар… они сперва не поверят, попробуют убедить себя, что это все игра. Потом их проклянут родные. И, если повезет, они попадут в Круг, и старик вроде меня объяснит, что да, собственная страна считает их уродами. Деточка, скажу я… твои подружки говорят, что тебя прокляли боги, что ты демон – но это не навечно. Нужно просто потерпеть. Это все равно твоя земля, если ты поешь ее песни и любишь солнце над виноградниками Табры. Никто ее у тебя не отнимет!

– Великий Судья обещает защиту всем, – холодно ответила жрица. – Если вы хотите безопасности…

– Два звона назад! – оборвал ее Кадар. Он стал расхаживать из угла в угол, словно мерял шагами зал военного совета, а не гостевые покои. – Вы все привыкли, что маги – трусливые старики, которые перебирают воспоминания и бубнят под нос «Как бы чего не вышло»… Нет, Неджра. Все уже вышло. Мы уроды, и Царь Царей со святошами рассказывают, как именно нас прокляли боги. Вы ошиблись в одном: маги больше не старики в пропахших болезнью одеждах. Которые только и могут, что перебирать воспоминания, которым тепло и уютно помнить, как мы были молоды и сильны. За семнадцать лет выросло новое поколение, и оно готово выдрать себе свой дом. С мясом. Свое место в Царстве. Среди первых. Среди лучших. Рядом с Аасимом Великим и полководцами древности. Это наше место, Неджра! Мальчишки выросли, они хотят называть Царство домом и готовы смотреть в глаза смерти…

Кадар выдохся. В покое повисло тяжелое и долгое, невыносимо долгое молчание. Во внутреннем дворе за пропитанными благовониями занавесями звучали голоса и звон оружия.

– Сейчас не время и не место для споров, – наконец признала жрица. – Мы можем остановить кровопролитие?

– Нет, – в один голос ответили Ханнан с наставником.

– Совет припоминает все обиды, – объяснил Верховный. – Я… по сути, я уже потерял власть.

Все к этому шло: с его-то сердцем, с высшими чародеями, которые дерзили в лицо, зная, что скоро не придется с ним считаться. Бездна, но как же горько!

– Может, меня и будут слушать, – Газван сглотнул, – потом, когда все кончится. Но, наверное, уже нет. Круг захочет нового Верховного. Если останется, чем верховодить.

Кишки Усира! А ведь ему хотелось, чтобы старший наставник не согласился, чтобы сказал, будто он сохранил авторитет, или уважение, или еще что-то столь же призрачное. Но маг молчал. Боги, какая глупость! В его-то возрасте – стыдно думать, что запишут в хрониках.

– Этот… смотритель Зала Камня – чего от него ждать?

Это спросил Мауз, видно, решив, что больше не услышит ничего занятного, но кто бы ни хотел ответить, он не успел. Верховный первым почувствовал движение силы и попытался сесть, однако пронзившая левую часть груди боль заставила его отказаться от попыток. Кадар метнулся к окнам – хотя что он мог увидеть? За ними был лишь внутренний двор обители.

– Что… что происходит? – Голос Неджры звенел, как неправильно созданная, готовая лопнуть стеклянная посудина.

– Началось, – хрипло сказал Кадар. Он рассуждал о справедливости, но лоб его прорезали страдальческие морщины. Наставник понимал, что через две, три луны, самое позднее – к весне в обитель войдут чужаки, и они не будут искать мира.

Газван вновь попытался сесть. Он не должен, не смеет отлеживаться! Однако предательский звон заложил уши, а комната сжалась в мутный коридор, в конце которого маячил желтый завиток на гобелене. Во всем мире остался лишь проклятый завиток, к которому маг тянулся, но тот, казалось, отступал все дальше.