Давид Шторк - Драконы Чарынского каньона. Книга 1. Лекарь [publisher: SelfPub]

– Послушай, Мелкая – сказал я – ты знаешь кто твои родители?

Она отрицательно покачала головой.

– И я не знаю. Но я знаю, что тебе не нужно учиться выживать. Мне пришлось это сделать и теперь я готов защищать тебя, пока ты не найдешь свою семью. Все что я потребую взамен – не становись такой же жестокой, как эти уроды, что нас окружают, поняла? Ты другая. И если я узнаю, что ты начала кого-то задирать, то сразу перестану тебя защищать и вообще, знать тебя не буду, поняла? – строго спросил я у нее.

– Да… – ответила она тихим голоском. Это было первое слово, которое я от нее услышал, да и, наверное, первое ее слово вообще. Голос у нее был как колокольчик, чистый, не хриплый, как у меня тогда, еще нескладного, но очень сильного подростка.

И с тех пор мы почти везде были вместе. Так продолжалось три года. Мне было шестнадцать, когда на очередном «родительском дне» пришла одна пара, муж казах, а жена русская, которые выглядели дорого и престижно, поэтому я сразу зыркнул на остальных, которые потянулись к ним. Они поняли посыл, но некоторых особо наглых, перекрывающих дорогу Мелкой, в белом платье с бантом, пришлось слегка ткнуть в бок, чтобы они почувствовали остроту заточки в моей руке!.. Их сразу сдувало ветром, точно воздушные шарики, а богатая пара почти сразу выбрали Мелкую…

Она указала на меня пальцем и прошептала на ушко «новой маме» что хочет, чтобы меня тоже забрали, ни о чем другом она не могла попросить, но посмотрев на меня, быдловатого, чумазого пацана- подростка, прячущего что-то металлическое в рукав слегка порванной рубашки, ее приемные родители сразу отказали, я не возражал. Мне давно не нужна была семья, я научился выживать один… Мелкая обняла меня напоследок и пообещала найти, связаться, как только получится… И ушла…

В восемнадцать я получил пропуск на волю и второй условный срок, жизнь была не особо добра ко мне. Тогда она и связалась со мной впервые. Узнав, что я работаю грузчиком на железной дороге, она нашла меня на вокзале. Мелкая была рада встрече, а я не мог не заметить, что на ее плече, под лямкой платья, красовался большой синяк. На мои вопросы она отнекивалась, говорила, что упала с лестницы, но я слишком часто встречал подобное в интернате.

Когда я надавил на нее, она все-таки рассказала. Плача, она поведала, что после того, как ее забрали, она подумала, что попала в рай. Большой дом выше проспекта Аль- Фараби, вкусная еда, чистая постель… Но все оказалось не так радужно. Каждый день, мачеха лупила ее за любые провинности, но рука у нее была слабой, так что Мелкая не обращала на это внимание. Было обидно, но не более того. Однако потом она поняла причину ненависти приемной матери к ней… Она увидела глаза приемного отца в тот момент, когда она, будучи тринадцатилетней, выходила из душа… Недавно он пытался увести ее в свой кабинет, но она отбивалась, за что он и побил ее. Я был в ярости! Я потребовал от нее адрес этого извращенца! Она отказалась давать адрес, тогда я силой затащил ее в отделение милиции, благо я точно знал, где оно находится, и заставил написать заявление. Увидев меня в роли обвинителя, «менты» сначала удивились, а потом иронично подняли брови. Они даже не повезли Мелкую в больницу, для судмедэкспертизы! Просто ничего не сделали! Но домой ее отвезли на полицейской машине.

Через несколько дней, я пришел к ее дому (я адрес подсмотрел, пока она заполняла заявление в участке) и увидел по всему дому черные шторы… В саду работал садовник и я, ловко перепрыгнув через ограду, выбил из него всю информацию. Как оказалось, после разбирательств с полицией, ее отчим пришел в ярость и забил ее насмерть острой металлической кочергой. Похороны уже провели и сейчас я видел силуэт жирного урода, сквозь черную штору из дорогого шелка. Он пил что-то вроде коньяка, сидя на своем кресле и смеясь над чем- то в телевизоре. В этот момент я потерял голову. Я схватил большой камень и запустил прямо в силуэт этого мерзкого существа, человеком его точно назвать было нельзя! Послышался звон и ругань на казахском языке, когда я бросил следующий камень, он открыл штору, а камень заехал ему по брови, сорвав кожу вместе с частью брови.

На меня уже бросились охранники, но я смылся! Бежать в полицию не было смысла – меня там бы и похоронили, но просто так сдаваться я был не намерен. Я поклялся отомстить ему за смерть Мелкой, чего бы мне это не стоило. Спасло меня одно – кто- то, наверное, какой-нибудь почтальон или жена этого урода, оставил велик у открытой калитки. Как я потом узнал, это был профессиональный горный велосипед, и я уехал на нем за город. Я был зол, напуган и не знал, куда ведет меня дорога, пока не наткнулся на поворот к Чарынскому Каньону. Я никогда там не был, поэтому поехал туда, заодно решив обчистить местных неосторожных туристов. Но пока я гулял внизу каньона возле речушки, я совсем заблудился. В то время там не было ни одной души, а я все плутал и плутал, уходя вглубь каньона. Тогда и случилось то, что случается с неосторожными путниками, не подготовленными как следует. Я почувствовал острое жжение в ноге и быстро поднял ее, на лодыжке висел скорпион. Это была крупная тварь, очень ядовитая в это время года… Мне стало дурно, перед глазами поплыли круги. Я прошел еще от силы метров двести, после чего упал без сил. Тогда меня и нашли они, аджахары… Они вылечили меня, обучили всему, дали волю к жизни, дали семью, которой никогда не было ни у меня, ни у Мелкой…

Они забрали у меня всю боль, кроме одной. Я отказался отдавать эту память и эту боль! Она мне нужна и с этой болью я не расстанусь. Знаешь, аджахарам запрещено говорить о Проломе, но я могу сказать, что после его прохождения, я заметил, что излечивая других людей, спасая кого- то от неминуемой участи, благодарность и радость близких этого человека не просто витают вокруг меня бесплотной материей, я вижу ее! Каждый раз, спасая кого- то конкретного, правда не могу объяснить, как именно, но я их «конкретизирую», оно само так получается… Так вот, каждый раз после исцеления, я слышу некий звон в ушах и будто в душу упала золотая монетка… Это тяжело объяснить, но потом я начал называть их «монетами души», а Годи, включая отца называют это кармической благодарностью.

Годи рассказали мне, что это не просто что-то абстрактное, это энергия, которую копит каждый человек, она понемногу тратиться в жизни, уберегая тебя от бед, подобно магическому щиту, но ее так же можно использовать для создания мощных и редких заклинаний, и одно из них – Встреча. Всю карму, которую я накопил, можно было сконцентрировать в медальоне, что они и сделали для меня. Вот этот медальон, форма двух прямоугольников, вписанных в круг. Каждая из получившихся плоскостей должна быть украшена огромным количеством слов на арамейском, руническом, иврите и еще нескольких древнейших языках и вся работа – из чистейшего золота. Мой запас арамейского ограничивается заклинанием призыва, но тот, кто его ковал, уверял меня, что жил еще в те времена, когда все эти языки были действующими. Мне дали возможность провести всего пятнадцать минут с человеком, чья душа покинула этот мир… Я столько всего не успел сказал ей. За столько времени я даже не узнал ее настоящего имени, как это ни странно! Я виноват в том, что отпустил ее к той семье и сделал все, чтобы она туда попала. Я виноват в ее гибели и хочу попросить у нее прощения. Сейчас ей, наверное, было бы семнадцать-восемнадцать, я не знаю, когда у нее день рождения…? И, стареют ли призраки…? Теперь ты понимаешь, почему для меня это так важно? Я не могу позволить кому-то пойти со мной, это… это слишком личное…! – Карим тайком показал крупный, величиной с ладонь, золотой амулет, который описывал. Он был не плоским, а скорее выгнутым с одной стороны, как линза или точнее, как глаз. Получалась такая своеобразная золотая клетка, внутри которой ярко сияло нечто белое, надо думать, «карма» Карима.