Николас Димитров - Дилер реальности

— Все готово! — наконец объявил Рамбан.

Отец глянул на часы и кивнул. Паоло, в свою очередь, кивнул очкарику в белом халате. Экраны один за другим вспыхнули. На правой половине экранов возникли виды азовстанских улиц, почти безлюдных. На левой переливалось лого «Транс-Реалити» и название проекта. А по центру возник президент Азовстана, сидевший в своем дворце в окружении министров и свиты. Набиля среди них я не увидела.

— Господин президент, мы готовы запускать трансляцию сигнала! — торжественно провозгласил Рамбан.

— Хорошо, хорошо… — тот выглядел немного нервным. — Все готово, да? Вы там наблюдаете?

— Мы следим за статистикой подключений. — Ты глянул на датчики. — Почти девяносто процентов. Просто невероятно!

— Видели бы вы явку у меня на выборах. Там все сто! — хохотнул президент.

Один из министров что-то сказал, и вокруг стола президента угодливо захихикали.

— Говорит, на свидание с супермоделью приходит меньше, и это правильно. Умелый льстец, надо его повысить, — забавлялся президент.

Прозвучал сигнал таймера, все в комнате замолкли.

— Итак, мы запускаем трансляцию! — скомандовал Рамбан технарям.

На нескольких экранах справа показались картинки с камер наблюдения, установленных в домах азовстанцев. Несколько мужчин расположились в удобных позах с блаженными улыбками на лице, кто рядом с телевизором, кто — подложив под ухо мобильный телефон. А на экранах слева, до этого затемненных, появилась Каролина.

Это был калейдоскоп образов, которые транслировались на всю страну через спутники и использовались алгоритмом для создания персональной реальности. Они наплывали и смешивались: то возникала обаятельная улыбка, открытый для поцелуя рот, то грудь, то изгиб бедра, то руки. Все утопало в розовых и белых тонах и источало такой заряд нежности и эротизма, что даже технари оторвались от своих приборов и притихли.

Воцарилась тишина. На экране быстро сменяли друг друга интерьеры: пастушья хибара, чиновничий дворец, студенческая комнатушка, претенциозные апартаменты, общежитие для трактористов… Все новые и новые мужчины: с едва заметным пушком под носом и с окладистыми бородами, седовласые и черноволосые, пузатые и худощавые, голые и одетые, в золотых перстнях и с перепачканными овечьим дерьмом руками… Президент в своем кабинете подался вперед, наблюдая за своим народом, а народ, как мы могли видеть через камеры наблюдения, застыл, словно боясь спугнуть видение.

Я ожидала мастурбации или других плотских телодвижений, но ничего этого не было. Лишь лица грезящих мужчин разгладились, посветлели. Так спит ребенок, который смотрит счастливый сон. Пока все мужчины в комнате засматривались на образы прекрасной Каролины, я вгляделась в эти лица. Это было прекрасно… сравнимо лишь с лицами молящихся, которые я наблюдала на пасхальной мессе.

— Все! — голос Рамбана прозвучал среди полного безмолвия.

Только тут я заметила, что уже прошло двадцать три минуты. Все в комнате зашевелились, перешептываясь и переглядываясь. Смотрели на отца. А тот смотрел на азовстанцев.

Мужчины начали просыпаться. Один сел и уставился с улыбкой в стену, где висел календарь с портретом президента. Другой с радостным криком бросился в соседнюю комнату бог знает зачем. Сразу несколько из них посмотрели прямо в камеру, непонятно, смущенно или испуганно, как дети. Всего через несколько минут на улицах столицы началось движение. Мужчины сотнями выбегали из домов, сотни объединялись в тысячи, все они что-то выкрикивали. Рамбан запустил на экран видео с другого ракурса, откуда было видно, что толпы стекаются на площадь с золотой статуей президента посредине. Каждый из участников стихийной демонстрации пытался пробиться к памятнику, чтобы прикоснуться к постаменту. Некоторым даже удавалось взобраться по головам остальных и прильнуть губами к золоченым ногам.

Президент, наблюдавший за всем этим, всплеснул руками и засмеялся. Его начали поздравлять окружающие. Отец тоже выглядел довольным, ожидая, пока во дворце утихомирятся, чтобы заговорить.

Общую эйфорию прервал грохот, и все обернулись на один из экранов. Там творилось что-то странное. В ворота президентского дворца врезался старенький пикап, по которому полтора десятка возбужденно орущих мужчин пытались перебраться во двор. Пролетело несколько камней, один из которых сбил камеру наблюдения.

— Дворец осаждают! — выкрикнул кто-то в нашей комнате.

Президент тоже наконец-то обратил внимание на происходящее, резко отдал приказ. В кабинете воцарилась суета. А у ворот тут же стало серо и тесно от множества вооруженных короткими автоматами полицейских, которые свирепо расшвыривали бунтующих людей. Раздалось несколько выстрелов, взвилась дымовая шашка, и толпа бросилась убегать, оставив за собой несколько обездвиженных тел. Я вскрикнула от ужаса.

— Рамбан, — произнес отец сквозь зубы, и тот быстро переключил все камеры на улицы с ликующей чернью.

Отец, переглянувшись с тобой, вдруг улыбнулся. Неожиданно для меня улыбка показалась и на лице диктатора.

— Черт возьми, они требуют еще! Прямо сейчас! — прокричал президент в камеру.

— Теперь они полностью в ваших руках, — кивнул ему отец.

— Что ж, поздравляю вас, Гаади! Вы — волшебник.

— Ничего бы не было без нашего гениального Конструктора Реальностей. — Отец потрепал тебя по плечу, ты тоже улыбался.

Все улыбались. Вся чертова комната ликовала! Пока где-то на пыльной улице умирали люди.

Ты догнал меня в коридоре, схватил за руку. Я попыталась вырваться:

— Оставь меня!

— Прекрати истерику. Ты пьяна?

— Меня тошнит, Золтан. От тебя и от того, что ты делаешь! От вашей радости! Ты не видел, что там произошло?

— Несчастный случай…

— И «День в раю» — тоже несчастный случай? Все те старики и больные, которые покончили с собой из-за ваших манипуляций сознанием. Сколько еще людей должно погибнуть?

— Катрин!

— Да, я все знаю… и давно! Сколько вы будете играться с человеческими судьбами? Сколько еще будет жертв, Золтан? Сколько еще тебе нужно, чтобы остановиться и задуматься?

И я разрыдалась.

Последний раз мы с тобой были по-настоящему близки во время нашего медового месяца. Это был единственный момент в моей взрослой жизни, когда я чувствовала себя частью семьи. Отец был внимателен ко мне, а по отношению к тебе вел себя как наставник, гордый своим учеником. Дом был роскошным свадебным подарком, но куда большим стал целый месяц на частном мальдивском острове. Мы жили в двухэтажном бунгало, катались на каноэ, занимались дайвингом и часами предавались ласкам на берегу. Отец предусмотрительно оставил нам все необходимое для комфорта, включая чуть ли не годовой запас шампанского. Ты резвился как мальчишка, гоняясь за скатами в мелкой воде, а вечером мы неспеша готовили ужин, болтали, рассказывали друг другу истории и смеялись. Время остановилось, и, казалось, так будет всегда.