Кэтрин Ормсби - Дом в Тополином Лесу

– Викери, – наконец сказала она. – А ты задумывался о том, почему мы враждуем? Зачем это нужно? Потому что меня не оставляет ощущение, что вместе мы можем добиться гораздо большего, чем поодиночке.

Ли кивнул:

– Может, Тени знают ответ.

– Да, возможно. А может, мы, люди, слишком глупы, чтобы найти общий язык.

Гретхен вздохнула, встала и начала торопливо спускаться с трибун. Но вскоре остановилась и обернулась. На лицо ей падали отсветы фонарика. Обычно лица, подсвеченные снизу, выглядят жутковато, но Гретхен Уиппл даже теперь была очень хорошенькой. Тёмные волосы развевались на ветру. Алые губы изогнулись в улыбке.

– Викери, я так рада! – воскликнула она. Вид у неё был уже не такой деловитый, как раньше. Говорила она теперь точь‐в-точь как обычная девчонка из его школы. Девчонка, с которой он вполне мог бы подружиться. А может, и не только…

– Кажется, мы приближаемся к разгадке! – воскликнула она. – И вот-вот всё узнаем!

– Надеюсь, – отозвался Ли.

Гретхен отвернулась и продолжила спускаться по ступенькам. Когда она вышла на поле, Ли не сдержался и крикнул:

– Гретхен!

Она вновь обернулась:

– А?

– А ты это… ну… хотела бы , чтобы я тебя поцеловал?

Гретхен рассмеялась. Её чистый, громкий смех зазвенел над трибунами. Когда он смолк, она воскликнула:

– Какой дурацкий вопрос!

С этими словами Гретхен отвернулась и ушла, оставив Ли в темноте наедине со своими мыслями и Книгой Ритуалов. Три дня. Всего три дня на то, чтобы открыть последнюю банку с фиолетовым бантиком.

Феликс стоял на ступеньках, ведущих в подвал, и держал красную восковую свечку. Кража свечи из коллекции господина Смерть шла вразрез со всем тем, чему его учили. Но ведь Ли с Гретхен тоже многим рисковали ради общего дела. Ли украл воспоминания из маминой коллекции. Гретхен тоже не сидела сложа руки и открыла целую охоту на цветок госпожи Страсть. Если они и впрямь хотят уничтожить Договор, всем троим придётся приложить усилия. Феликс ещё раз напомнил себе об этом, крепко сжимая в руке украденную свечу.

Он знал, что свечу господина Смерть не потушить ни ветром, ни дыханием. Она гаснет лишь тогда, когда умирает тот, чью жизнь свеча символизирует. Но Феликс всё равно держал её с огромной осторожностью, боясь, что споткнётся на ступеньках и что его поймают, хотя он тщательно всё спланировал и юркнул в подвал, когда господин Смерть и Винс в смотровой были заняты пациентом.

Сам он в это время должен был готовить на кухне свекольный отвар с добавлением нескольких видов трав. Нужно было срочно спрятать украденное в комнате и бежать к плите. Сомневаться было некогда. Но Феликс застыл на лестнице словно парализованный, не сводя глаз с огонька на кончике красной свечки, которая была и не свечкой вовсе, а чьей‐то жизнью , жизнью одного из обитателей Бун-Риджа, который вполне мог оказаться учителем Ли или хозяином кафе «Ручеёк», который подал Феликсу маринованные огурчики в кляре, или даже Гретхен Уиппл.

– Не думай об этом, – сказал себе Феликс. – Иди!

К его огромному облегчению, ноги послушно зашагали по шатким ступенькам. Свечку он поставил на подсвечник, который заранее оставил в углу спальни, за большим шкафом, закрывавшим её от любопытных глаз.

Именно здесь он будет прятать свечу ещё пару дней. Здесь она будет гореть до самого вечера воскресенья, когда они с Ли и Гретхен должны встретиться. «Всего пару дней, – напомнил он себе. – Пара дней – это ничто по сравнению со всей жизнью!» Он кинулся на кухню, где уже вовсю кипел свекольный отвар. Феликс бросился его помешивать, и с каждым стуком ложки о край котелка твердил себе снова и снова: «Всего пару дней!»

Наконец настала суббота, день рождественского бала. Большой зал дома Уипплов был украшен лампочками, венками, шифоновыми гирляндами. С кухни доносился приятный запах горячего сидра со специями и тыквенного пирога. Где‐то в глубине дома перебирал струны своего инструмента арфист. Ба стояла в холле и с неподдельным возмущением кричала на бедняжку Джолин. Дверь в кабинет мэра Уиппла была плотно закрыта – обычно он выходил из него не раньше чем за пять минут до начала бала, деловито поправлял галстук-бабочку и дипломатично пожимал руки первым гостям. Эйса же сидел на заднем дворе и курил. Из окна гостиной Гретхен видела мерцание кончика его сигареты.

Этого‐то редкого момента, когда брат наконец выйдет из своей комнаты, в которой он сидел дни напролёт, без конца слушая свою оглушительную музыку, Гретхен и дожидалась. Пришло время проверить свои подозрения. Девочка на цыпочках прокралась к задней лестнице, бесшумно поднялась по ступенькам и кинулась в спальню брата. Светящиеся таблички на его двери предупреждали непрошеных гостей об ужасных последствиях, которые им грозят, если они вторгнутся в комнату, но сама дверь при этом была не заперта – Ба не разрешила внукам поставить замки на дверях. Поэтому Гретхен, оставив без внимания зловещую надпись «НЕ ВХОДИТЬ», решительно зашла в спальню.

Окна были завешены плотными чёрными шторами, так что Гретхен пришлось включить свет. На стенах пестрели плакаты с разными рок-группами, с которых на девочку недобро скалились какие‐то мускулистые мужчины. Но Гретхен удивило другое – в комнате было удивительно чисто : кровать заправлена, на комоде и письменном столе ни пылинки. На полу ни мусора, ни грязной одежды. Всё аккуратно сложено и убрано на место. Гретхен и сама не знала, почему думала, что у Эйсы в комнате царит бардак, – отчего‐то брат у неё ассоциировался исключительно с хаосом. Но размышлять об этом не было времени.

Цветок! Гретхен оглядела комнату: кровать, комод, компьютер, колонки, книги – но нигде не было и намёка на фиолетовый цвет. Гретхен взобралась на стул, открыла дверцу шкафа и оглядела верхние полки. Ничего. Она проверила все ящички стола, тумбочку у кровати, заглянула под саму кровать. Цветка нигде не было. Гретхен охватила паника. Может, в день похорон ей всё привиделось? А может, фиолетовый цветок, который торчал тогда у Эйсы из кармана, – это вовсе не подарок Эсси? Может, она запомнила только то, что хотела запомнить?

А потом Гретхен решила поискать на подоконниках. Она раздвинула шторы на самом ближнем к кровати Эйсы окне. На подоконнике обнаружилась изящная фарфоровая ваза, в которой стоял полураскрывшийся фиолетовый цветок с большими яркими лепестками.

И вдруг всё, в чём Гретхен до этого сомневалась, показалось ей вполне возможным: и то, что Эсси Хастинг могла влюбиться в такого, как Эйса, и то, что Эйсу вообще можно полюбить. «Ну конечно! – подумалось ей. – Само собой, воспоминания правдивы!» Она опустила взгляд на Эйсу, который по‐прежнему курил у сарайчика. Эйса отнял сигарету от губ, поднял голову и посмотрел на окно своей спальни. Прямо на Гретхен. Она ахнула, осознав свою ошибку: свет из комнаты просочился наружу и осветил сумеречную лужайку.