Нина Ненова - Контакты с утопленником

Валят ее! Набрасываются на нее сверху, открывают свои беззубые и молочнозубые рты, присасываются плотно ко всему ее телу, словно медицинские банки. Как бы пытаясь сосать… и в некотором, неописуемо скверном смысле, действительно делают это…

— Отпусти ребенка! Отпусти его! — Ей снова удалось закричать через меня. Но на этот раз СВОИМ ГОЛОСОМ! — Если ты его не отпустишь, я умру! Сынок! Я умираю!!

Вал смотрел на меня, оцепенев. Он несколько раз глотнул воздух прежде чем выдавить из себя:

— Это правда? Эми?

Я кивнула ему утвердительно. Не смогла обмануть. Не хотела. Он должен был сам, с ясным сознанием, сделать свой самый трудный, самый мучительный выбор. Я ждала, сосредоточив взгляд на лежащем между нами ребенке. Его состояние не ухудшилось, но не было заметно и улучшения. Оно было таким же как и раньше, словно на грани, где его жизнь держалась благодаря какой-то непонятной для нас мистике… А, может быть, любви? Справедливости?.. Или просто человечности?

Я почувствовала как рука Вала ослабила хватку, заметила, что он готов бросить и другую. Он весь дрожал, его знобило от внутреннего холода, а по лицу ручейками струился пот. Его пальцы, колеблясь, начали выскальзывать из моих… но я не сжала свои крепче, не пыталась задержать их. И не знаю, никогда не узнаю, неужели я рассчитывала на то, что в этот кошмарный момент он даст умереть родной матери ради этого, увы, действительно ничейного мальчика…

— Твоя очередь, твоя! — услышала я шепот его слов, которые сейчас приобретали судьбоносное значение… не только для Дони.

Я подняла голову, посмотрела несмело ему в глаза — они были мутными от слез, от невыносимого страдания. Но сомнения в них уже не было.

И его руки снова окрепли, стянули до боли наш спасательный круг.

Я помню, помню.

Теперь, когда мы с Валом вместе, «пока смерть не разлучит нас», а Дони — наш первый ребенок и уже действительно чувствует себя хорошо; или, другими словами, теперь, когда у нас все в порядке и даже можно сказать, что мы счастливы, я по-прежнему помню те кошмары так ясно, словно все происходило не год назад, а буквально вчера. И надеюсь, буду помнить так же отчетливо всегда. Потому что это помогает мне помнить и себя саму, противостоять тому странному самозабвению, которое, похоже, слишком часто становится спутником любого человека.

Самозабвение, другое имя которому, может быть, просто Повседневность. Течет себе, и если вообще оставляет какие-то воспоминания, то все о каких-то мелочных, незначительных вещичках; течет себе и несет тебя, несет — вроде бы медленный поток, а оглянешься назад: о, Боже, ведь это же моя жизнь… и как быстро, просто молниеносно уходит! И какой пустой, напрасной кажется. Словно она ничто.

Словно. А на самом деле, неужели она ничто? Я задаю себе иногда этот вопрос. И тогда, вместо ответа, вновь воскресают старые кошмары. Я улавливаю их, особенно ночью, в тяжелом запахе, который доносится до нас с болота, слышу их шепот в ветвях старых деревьев, вижу, как они переплетаются с тенями, выглядывающими из темных углов нашего дома — бывшего Первого земного дома капитана Ридли. Они повсюду, эти чудовища, пришедшие из дальнего далека — из моей потусторонней памяти. Откуда, однако, в такие вот моменты прихожу и я. Такая, когда была, когда не удрала от них, несмотря на весь ужас, когда не предала никого, несмотря на отчаяние, когда не остановилась там, в грязи, несмотря на бессилие.

И эти кошмары меня, в сущности, успокаивают. Да ведь если бы не они, я, наверное, так никогда бы и не узнала, что я не слабовольное, безликое существо, как думала о себе прежде. Что я могу, имею основания рассчитывать на себя. А раз так, значит, моя жизнь не может в будущем быть ничем, потому что Я не собираюсь из нее дезертировать. Я буду продолжать ее и в повседневности, делая тысячи и тысячи незначительных, незапоминающихся мелочей, и она будет течь, но это будет поток, а не какое-то болото…

Не останавливайся, не останавливайся!

Потому что кроме медленной, упорной борьбы со знанием об обреченности, Будущее все же предлагает нам кое-что еще. Надежду, что где-то там — за пределами наших, всегда тесных, земных горизонтов — действительно есть Кто-то. Кто нас ждет. Такой, каким мы его творим. СЕЙЧАС.