Пальмира Керлис - След сна. Книга 1 [litres]

– Ей теперь не обязательно быть здесь, – сказал он и взглянул на сгусток мрака странно. – Освободилась.

– Как это?…

– Смогла отправиться, куда захочет.

Если верить, что каждый мир – это душа бесконечно переживающего момент собственной смерти Вестника, который не выполнил свое предназначение, то получается, путь к освобождению лежит через… выполнение. Хотя бы отчасти.

– А он? – тихо спросила я.

– И он, – кивнул Артем.

Крошечная бездна колыхнулась, повеяло холодом. Смертельным, пусть и умирали всего лишь чьи-то на время ожившие воспоминания. Жуткое ощущение… Я не выдержала и отвернулась, меня потянули прочь. Настойчиво. Не в мир с кроликами, как подумалось сначала, а гораздо выше, в реальность. Еще при рывке на поверхность почувствовала дикую, нечеловеческую усталость. Стоило вынырнуть из Потока, соткавшиеся из волн света стены ослепили, льдинками посыпались кубики с цифрами на прозрачных гранях. Следом вылупилась полка и задребезжала, словно собиралась напасть. И завалить чертовыми дисками! Лучше бы он их вышвырнул… Мотнув головой, я протерла глаза и осмотрела каждый сантиметр комнаты. Проверила все вещи и их места, выслушав уверения Артема, что «диски стопудово те же самые», и с облегчением откинулась на подушку. Веки вмиг стали тяжелее некуда, комнату погрузило в приятную темноту.

Когда я открыла глаза, темнота перекочевала за окно. Ох. Уснула!.. Прямо на вечеринке по случаю дня рождения. Стараясь не делать лишних движений, я на ощупь добралась до своей ванной, побрызгала в лицо холодной водой. Энергия Артема отсвечивала с нашего этажа, кажется, в районе гостиной. Вместе с Костиной и Олиной. Вспышки безобидного азарта и неумная радость. Ясно, играют в подземельях со своими драконами. Мне, помнится, разрешили не присоединяться. Грех не воспользоваться разрешением!

Я нащупала выключатель, зажгла свет. Комната поразила практически больничной стерильностью, на полу не было ни пятнышка. В кухонном уголке – чистая посуда. На стуле – стопка идеально ровно сложенных полотенец, на застеленной с иголочки кровати красовалось новое покрывало. Я присела с краю, окончательно почувствовав дух гостиницы. Впрочем… какая разница? Главное, что Артему тут нравится. По крайней мере, тому Артему, которому десять лет, и который любит игры, комиксы, зубастых кроликов и немножко повредничать.

На самом деле это не так уж легко – отрицать очевидное. Можно отмахнуться от любых фактов, запретить себе вспоминать, даже думать. В итоге почти веришь. Почти. Хоть у Криса и поехала крыша на почве Вестников, доля истины в его словах была. Странные взгляды, чересчур взрослые речи, стремление устранить неправильное – замечала, и не раз. Оно есть. Что-то древнее, вечное, не отсюда. Оно меня пугает. Но разве тьме обязательно поглощать Вестника, и тем более оставаться? Исполнит предназначение, станет не нужна. Я все сделаю, чтобы его спасти. А Крис сделал? Вряд ли! Вестник не способен причинить вред тому, кого любит. Верно, Нири его и не убила. Я гадала, каким образом шестеро измотанных одаренных одолели ее – такую сильную, в совершенстве умеющую управлять даром. Выпущенная жизненная энергия помогла, но это – не главное оружие. Крис сумел подобраться к ней близко и… Что между ними случилось вообще?

В ушах зашумело, комната поплыла. Отпечатком звезд на чужом небе, маревом костров, силуэтами людей. Нет, только не снова! Черт, и зачем я спросила?…

…полыхает жаром, стоять на площади невыносимо. Не костры виноваты – толпа. То ли дело у воды. И тише, и прохладнее. Кама подбирает с берега камушек, бросает в реку. Всплеск, с ним одновременно оклик:

– Девы! Там… такое!

Ашес, настигла все-таки. Больше нас троих, вместе взятых, и вширь, и по настойчивости. Иллит кривится, неприметно для постороннего глаза. Умело пряча недовольство, отворачивается к воде. Будто нет ее.

– Какое? – спрашивает Кама.

Знает, иначе от сплетницы не отвязаться. Выслушать и отпустить – единственное безболезненное.

– Крис в город девицу привез, – бормочет возбужденно и кивает в темноту, – точнее, давно не девицу. Вон, площадь ей показывает.

– И? – удивляюсь тому, что это новость. Сколько было-то тех не девиц. – Что с того?

– Она из наших. С деревни далекой глухой, луп-луп на все такая.

– Из наших? – Кама сразу оживает. – Сильная?

– Не особо, не особо. Средненько.

– Ну, пусть, – мгновенно теряет она интерес.

Ашес делает вид, что рассматривает реку, мнет пухлыми пальцами край юбки. Любопытство в ней бурлит неистовее любых волн.

– Странно оно, – делится упрямо. – Худющая девица-то, полудохлая. Было б зачем из дали такой тащить. Прошлые его покрасивше…

– А эта не его, – подает голос Иллит, не оборачиваясь. – Подруга с родной деревни. Росли рядом, он туда ездил, даже когда родственников не осталось, ее навещать. Деда теперь нет, делать ей одной нечего. Забрал сюда.

Всегда так. Молчит-молчит, хотя знает чуть ли не обо всех на свете. Потом как скажет.

Кама неприкрыто зевает. Ашес хлопает глазами, роняет удивленно:

– И охота ж ему!

Иллит усмехается…

Из-за черного неба выплыли очертания навесного потолка, шум в ушах стал аномально громким. Не разобрать то ли плеск, то ли шорох. Незажженная люстра кружилась, растворяясь в мутной мгле. Накатывало с новой силой – видение, и еще что-то, неотвратимое и тревожно-тягучее. Хватит, не хочу! Я шевельнула онемевшей рукой, кое-как подтянулась к краю и сползла с кровати. Пол, чтоб его… Боль ни черта не отрезвила. Муть обступала, жадно впиваясь в сознание, мысли вязли вместе с попытками вспомнить что-либо свое. Было душно, до одури. Воздух словно выкачали! На помощь, нужно звать на помощь… Телефон лежал в полуметре, на тумбочке. А толку?… Ни звука издать не выходило, даже жалкого хрипа. Я изо всех сил сосредоточилась. Нашла! Вот он, этажом выше. Знакомый яркий отпечаток, не такое уж далекое полыхание энергии. Концентрация, прицельно посланный импульс. Долетит? Запас дыхания кончился, рябь и шорох поглотили все.

…туман густой, за окнами – ничего кроме него. Клубится, обманчиво тая, но лишь разрастаясь. Вновь, и вновь. Как ложь, сказанная однажды.

– Скучно, – вздыхает Кама и вертит в руках кубок. Пятый по счету, откуда же было скуке взяться. Ее браслеты спадают до локтя, звенят. – Иллит повезло, спела и свободна…

– Терпи, – говорю, улыбаясь кому-то среди гостей, чье имя в голове не отложилось даже. – Сделалась новой жрицей, изволь присутствовать до конца.

Барабаны со сцены бьют громче, ритмичнее, она оборачивается. Тихонько толкает меня, вмиг веселея.