Пальмира Керлис - Бесконечно белое [litres]

– Не расстраивайся, память вернется. Если попытаешься как следует, – елейно протянула Анита, наливая гостю свой фирменный двойной мохито. – Европейские вемы спаслись только потому, что те пятеро из-за границы им это позволили. И не по доброте душевной. А ты сама выбралась?

– Пыталась выбраться, – я возвела глаза к потолку и старательно наморщила лоб, изображая усиленную работу мысли. – Точно! Там были вемы, много! Их отпустили, я вспомнила!

Она включила чайник, звучно щелкнув кнопкой, вернулась за стол. Излучая бесконечное дружелюбие, спросила:

– Как насчет ритуала?

Вот те раз… Я вопросительно приподняла бровь.

– Переброса энергии между Потоком и реальностью, – терпеливо пояснила Анита. – В результате которого появляется новый мир.

Многовато она знает. И взгляд хоть и открытый, не перехватывается никак.

– А-а, – с беззаботным видом отмахнулась я. – Ничего такого я делать не собираюсь.

Эмоции в кабинете будто выцвели. Вскипел чайник, стрельнув паром в потолок. Анита медленно провела пальцем по каемке кружки…

– А когда собираются они?

Сучка крашеная! Но образ на высшем уровне: чаек, плюшевые слоники, розовая белиберда. Я усмехнулась, ее взгляд стал жестче. Всю детскую наивность как ветром сдуло. И славно. Хватит этого цирка.

– Отвечать на подобные вопросы небезопасно, – я выпрямилась, с глухим стуком поставила кружку на стол, – для меня.

Анита покосилась на Этьена, тот невозмутимо пялился в свой чай. А если соврать?

– И все же я готова рискнуть и удовлетворить… ваше любопытство.

Этьен торопливо отпил из кружки и закашлялся. Ну, ё-моё, конспиратор. Придется говорить правду. А то либо захлебнется, либо обосс…

– Дело не в любопытстве, а в людях! – отрезала Анита. – Если все повторится, снова будет много жертв.

Много жертв это плохо, да. Пусть лучше будет одна – дурочка Соня, которую так кстати принесло чайку попить. Что-то мне сегодня с ним не везет. Пора на сок переходить.

– То есть ты предлагаешь стать жертвой мне? Добровольно, ради кучки незнакомых людей? Как мило.

– Я предлагаю тебе определиться, на чьей ты стороне.

– На своей собственной! – отчеканила я. – Себя я люблю больше возвышенного бреда о справедливости.

– Вот и подумай о себе любимой! – нахмурилась Анита. – Они тебя просто используют.

– А ты, конечно, нет.

Она откинулась на спинку стула. Ни единой эмоции. Как начисто вырубило. Зато ожил Этьен: заерзал в кресле. Что, уже?

– В прошлый раз нам не удалось им помешать, – Анита устало потерла лоб. – В этот раз мы учли все ошибки. Зачем они тебя сюда отправили?

Вот упертая. И хватка как у бультерьера – фиг отпустит, пока все не вытрясет. Офис Совета, сотрудников полно. Сколько с иммунитетом – неизвестно, а время милых бесед явно подошло к концу. Только есть у меня с детства одна вредная привычка – никогда не делать то, что заставляют.

Вдох. Ментально ощупать здание, прикинуть масштабы. Оу! Хардкор. Но кто не рискует, тот не я. Заодно опробую, как это работает.

Концентрация, покалывание на коже. Пойманные и связанные воедино энергетические ниточки, звон в ушах. Мир расцвел необычайно яркими красками, сила опьянила. Этьен дернулся и обмяк в кресле, кружка грохнулась о пол, брызнув чаем и осколками. Пусть в Потоке отдохнет. Из коридора прилетел глухой стук с чьим-то приглушенным визгом. Анита изменилась в лице, по-прежнему неуязвимая. Замерла, точь-в-точь пантера перед прыжком.

– Давай без резких движений, – подмигнула я. – Позвони вниз, спроси как дела.

Она потянулась к телефону. Несколько фраз, и трубка легла на место. Мне достался напряженный выжидающий взгляд. Ну а что ей могли сказать? Только то, что в здании всем резко поплохело, кроме девицы в вестибюле.

– Уйду отсюда – очнутся, – пообещала я. – Иначе, увы…

– Глупо! – выговорила Анита, растеряв куда-то весь акцент. – Остановись, пока есть шанс.

– Спасибо за чай.

Я поднялась на ноги, стянула с лежака плащ и попятилась к выходу. Хозяйка кабинета неподвижно сидела на стуле, глядя куда-то поверх моей головы. Не девка, кремень. Вот вам и прядочки-кружавчики.

– Оставьте меня в покое, – бросила я напоследок, – в следующий раз могу и психануть.

В холле, у кадки с пальмой, прямо на полу сидела дама постбальзаковского возраста, очумело тряся головой. Очень кстати. Счет шел на минуты, пространство плыло пестрыми кругами. Через пару мгновений дама блаженно затихла, а я получила заряд бодрости, пропуск и обрывки нужных воспоминаний: черный ход близко, особенно если идти коротким путем. Стены сливались с бликами энергии, в висках с непривычки трещало. А Тео говорил, что массовый контроль – просто. Рисовался, как всегда, паршивец! Максимум, что вышло – это всех вырубить. Я глубоко вдохнула. Тысячи едва заметных ранее нитей бились кровавыми жилками, пульсировали в сознании. Хватай любую, делай что хочешь – трогай, вяжи узлы, обрывай.

Через стеклянную дверь черного входа виднелся осенний сквер. Прогуливались собачники и мамаши с разноцветными колясками, стайками носилась мелочь, побросав рюкзачки на газон, в куче желтых листьев валялась девица с телефоном, щелкая себя в самых разных позах. Поперек дороги стоял небрежно припаркованный крутобокий джип. С виду пустой, но проверить стоит. Как говорится – если у вас паранойя, вовсе не значит, что за вами не следят!

Должно получиться. С Инночкой же получилось. Цветастые пятна перед глазами, выхваченная из толпы старуха с лохматым недоразумением на поводке. Варвара Петровна, семьдесят с хвостиком лет, обожает смотреть мелодрамы и ругаться с развязной молодежью. Настроение скверное, потому что паршивец Бонифаций нашел где-то тухлую рыбу, сожрал ее и теперь воняет так, что перед людьми стыдно. Паршивец Бонифаций трусил чуть сзади с выражением абсолютного собачьего счастья на грязной морде.

Подойдет идеально! Мои мысли – ее, мои желания, порывы, облачка только что сотворенных воспоминаний – все ей, без остатка. Точечное воздействие, толчок…

– Понавставали тут, – задумчиво сказала Варвара Петровна.

Бонифаций согласно гавкнул и вильнул хвостом.

– Понавставали тут! ЛюдЯм хоть летай! – заголосила Варвара Петровна, расправила плечи и решительно зашагала к джипу.

Бонифаций радостно взвыл, селфистка выронила в листья телефон. Мамаши с колясками дружно открыли рты, прохожие с любопытством обернулись.

Клюка со свистом рассекла воздух и приземлилась на капот. Раздался скрежет, по сияющему боку зазмеилась широкая царапина. Народ ахнул, девица бросила свою кучу листьев и принялась снимать происходящее на телефон. Передняя дверца джипа торопливо хлопнула, выплюнув краснорожего типа с нелепыми бакенбардами и совершенно нейтральной энергией. Так и знала! Краснорожий залопотал, свирепо тыча пальцем то в царапину, то в Бонифация, под шумок задравшего лапу на колесо. Шустро перехватил вновь занесенную клюку, потянул на себя. Варвара Петровна бросила поводок и вцепилась обеими руками. Отпущенный на свободу Бонифаций понесся кругами вокруг краснорожего, заливисто тявкая. Толпа росла, со всех сторон стекался народ. Варвара Петровна мстительно ухмыльнулась и разжала пальцы. Стреноженный поводком краснорожий нелепо взмахнул руками и грохнулся на спину, чиркнув по глянцевому боку джипа отвоеванной клюкой. Бонифаций запрыгнул ему на грудь всеми четырьмя лапами и радостно облизал лицо. Зачет! Теперь два паршивца воняют тухлой рыбой. Спустя мгновение народ сомкнулся, полностью скрывая вход. Я тотчас метнулась наружу, в толпу. Захлестнула давящая боль, воздух кончился. Шаг через силу, второй, третий, рывок в сквер. Бесконечные дорожки, лавки по краям, голые деревья и шорох листьев под ногами. Остановилась лишь на набережной, когда «Идеальный мир» остался далеко позади.