Пальмира Керлис - Бесконечно белое [litres]

Хранитель поднял с травы остатки одуванчика, вздохнул.

– Нечего вздыхать! Ни на один вопрос ответить не можешь. Или снова задаю неправильные?

Он заложил стебелек за ухо, обернулся и обыденно произнес:

– У меня плохо получается рассказывать.

Кто бы спорил… Его ладонь коснулась моего плеча, я застыла. Ни сбежать в реальность, ни даже дернуться. Пар стал густым, едким, потянулся щупальцами к берегу. Заволок туманом, устремился ввысь. Завертевшееся центрифугой небо, резкая боль. Отпустила так же неожиданно как пришла. Туман осел на землю песком, небо знакомо оскалилось звездами. На горизонте – бесконечные холмы, позади – руины храма. Погруженная в темноту арка входа, уходящие вниз ступени лестницы, безжалостно выщербленные временем. Чертова пустыня! Первородный мир, унесший столько жизней, отпечаток самого далекого прошлого. Рядом насмешливо улыбался Хранитель, засунув руки в карманы. Зачем я его злила?..

Вспыхнул костер, осветив выведенные на песке символы. Спираль с вогнутым внутрь концом. Восьмерка в треугольнике, наклоненная набок. Перечеркнутая косыми линиями галочка. Зигзаг со стрелкой на конце. Перевернутая буква «Б» с нижним подчеркиванием. Незамкнутый круг с волной внутри. Его-то я видела впервые! Вроде бы.

Провал арки потемнел, в нем жадно хлюпнуло. О, нет… Только не она. Не надо! На ступенях заблестела черным глянцем тьма, заструилась выше. К выходу, песку, костру. Растекаясь лужей, подтягиваясь нитями. Я отпрянула прочь. Почувствовала подкативший к горлу ужас и руки Хранителя на плечах.

– Стой… – велел он, будто у меня была возможность пошевелиться. – Ты же хотела знать. Так смотри.

«Здесь все началось», – пронеслось эхом из воспоминаний. Память услужливо подкинула и другое – холод, пустоту. Ощущение, как ты исчезаешь, растворяешься, перестаешь существовать. Тьма подобралась ближе, окружила, замерла у ног. Голодная, жадная, нетерпеливая.

– Нири, – сказал Хранитель твердо.

Это что, просьба на неведомом языке? Приказ? Заклинание?..

Лужа зашипела, дохнуло ледяным холодом. Спокойно! Что мне она? Я в полной силе, смогу за себя постоять. Живо ее светом спалю, только мокрое пятно и останется. Если мешать не будут…

– Покажи ей.

«Ей?..» – заплескалось беззвучное. Со злостью, ненавистью, яростным протестом. Как наяву.

– Она с нами.

Потянуло недоверием. Хранитель сильнее сжал мои плечи, окутало теплой и колючей, словно шерстяной свитер, энергией. Чувства обострились, превратились в нечто плотное, осязаемое. Тьма отозвалась покорным согласием, под ногами забурлила чернота. Вязкая, затягивающая куда-то глубоко, далеко, в себя.

…темно. Чадит лампа, пахнет горечью. За оконцем – очертания гор и рассыпанные по небу точки звезд. Поскрипывает лавка, но как можно перестать на ней ерзать?

– Нири, опять? – посмеивается дед. – Ты эту историю слышала сотню раз. Сама должна уметь рассказывать! Наизусть.

Я требовательно цепляюсь за морщинистую руку. Да, опять. Хочу.

– Ладно, слушай, – сдается он. Я сажусь смирно, стараясь даже дышать тихо-тихо. – Давно, в тех местах, что за горами, и еще дальше, где сплошь песок и никогда не бывает снега, жили люди. Были среди них умеющие слышать больше, чем им говорят, видеть больше, чем им показывают, и знать то, что от других скрыто. Но им того стало мало, они пожелали большего. Числом были как плодовитая семья, и дружны так же – всегда вместе, заодно. Проникли в изнанку мира, в таинство ее, обратив законы сущего вспять. Забрали общее себе. Их величие было ослепительно, притягивало людей, манило, и каждый верил в свое счастье рядом с ними. И те люди построили город, целый город в скалах. Под стать тем, кому поклонялись. Не просто любили – боготворили. Настоящие боги не прощают такого. И явилась кара – тьмою в ночь. На посмевших обмануть смерть. Погасли их сердца, и тех, кто с ними. Опустели дома, и улицы, и весь город. Остальные ушли, ибо не было в проклятом месте жизни. Не стало никого – один только ветер, песок, да назидание ныне живущим.

Я завороженно киваю, болтая босой ногой. Теперь-то можно. Уже конец.

– Далась тебе эта дремучая легенда, – нетерпеливо топчется у дверей соседский мальчишка, мой лучший друг. – Наша собака щенков родила. Пойдем, посмотрим.

Да, далась! Вот чем-то. Я знаю, чувствую – так оно и было. Или почти так… Щенки?! Ух ты…

Липкие объятия сомкнулись, между пальцев потекла тьма. Мирно, размеренно. Не вытягивая, не отнимая жизнь, а наполняя сознание яркими картинками, обрывками воспоминаний, собой. Было странно, но не ново. Она – воплощение уже знакомой силы. Огонь, не думающий обжигать. Вода, в которой почему-то можешь дышать. Стоишь посреди бури целым, невредимым, и совсем не страшно. Как тогда, с Артемом.

…небо окрашивается багровым. В ушах – гул, в висках – стук. Ловлю подсказки. Уже рядом. Я должна их остановить, всех. Всех! Кровь бурлит, или это что-то в ней, в крови. Подсказывает, направляет. Первая смогла, и я смогу. История, услышанная в детстве, оживает, только эта – моя. Она будет другой. Без сотен жертв, уничтожения городов. И сложенных в честь того легенд.

Шаг на мостовую, редкие прохожие, вереница каменных оград. Прямоугольные громады башен тянутся к стремительно темнеющему небу, впереди шумит река. Я все ближе. Поворот, еще поворот… Вот он – один, у воды. Высматривает то ли лодку, то ли противоположный берег. Кажется, кого-то ждет. Не молод, сосредоточен, и этот жар вместо сияния, не его, не настоящий, украденный. Нужно вернуть на место, и я верну.

Медленный вдох… Кровь разгоняется, ладони тяжелеют, горячо пульсируют. Чтобы настроиться, достаточно представить – ничего больше нет. Так безопаснее, лишнего не заденешь. Только эту наполненную жизнью оболочку, сосуд с мерцающим огоньком, задуть который легко. Растворить в пустоте, без права возродиться. Вскидываю руки, с облегчением выпускаю то, что ворочается внутри. Он не успевает понять, что происходит. Широко раскрывает глаза, оседает на землю. Я прохожу дальше, мимо. Дышится свободнее, буря внутри стихает.

Минус третий. Это честно, вполне. То, что они делают, – неправильно. Но пустые города – неправильнее. У меня получится иначе, по одному. Четвертый на очереди, и я знаю где. Чувствую…

Я сглотнула, переступила с ноги на ногу. Прошлое оживало, но ускользало мгновенно, словно не хотело быть потревоженным. По крайней мере, не мной. Темнота лилась гуще, непрогляднее, неуловимо подводя черту, подталкивая к чему-то. Чувствовались ее сомнения и желание поскорее ускользнуть, а еще страх – ошибиться, снова.

…ветер сдувает с потертой плиты песок. Одолевает усталость. Спуск к городу долгий, но это ничто, по сравнению с тем, чего мне стоило добраться сюда. В одиночестве – от проклятого места все стараются держаться подальше. Когда-то я мечтала увидеть его собственными глазами. Сбылось.