Руслан Михайлов - ПереКРЕСТок одиночества

А что дадут постоянные соседи? В чем выгода висеть в одном воздушном слое с такими же как ты сам? Сделки скоро прекратятся. Темы для разговоров тоже. Так в чем же выгода схемы и ровнолета? Я никакой выгоды не вижу.

Хотя нет. Вру. Выгода есть. Мне может пригодиться умение «зависать» на некоторое время на той или иной высоте. К примеру, ради долгих торговых переговоров. Или ради общения с действительно мудрым сидельцем висящем на одной высоте. В таких случаях умение частично контролировать келью очень важно.

Так что важный урок я извлек – существуют так называемые воздушные слои с постоянными их обитателями и, похоже, для каждого такого слоя существует «схема» позволяющая идти по «ровнолету».

Вот ведь наука…

Новые словечки я прилежно записал. И побежал на следующую встречу, мечтая, чтобы она оказалась как минимум столь же информативной. А еще больше я желал встретить говорливого рассказчика обожающего получать точные вопросы и давать на них быстрые, но пространные и подробные ответы. В последние встречи мне рта открыть не давали – я не учел, что все сидельцы жестко страдают от недостатка общения, от невозможности выговориться, излить душу. И поэтому предпочтут говорить, даже тараторить, а не слушать какие-то там странные вопросы.

Наиболее часто встречавшаяся тема для подобных бесед – их здоровье. Чем старше сиделец, тем больше он говорит про свое самочувствие. Переживает. Бодрится. Вздыхает. Храбрится. Щербато улыбается. Сетует на недостаток движения и на возраст. И все это происходит во время сделок. Я получаю тряпье, бутылки или всякую заинтересовавшую меня дребедень – а они описывают мне недавние боли в левом боку, правом подвздошье, коленях, шее, голове. Подробно рассказывают какого цвета были их последние испражнения – и ведь рассмотрели же! Долго обсуждают работу своих почек, основываясь на ощущениях и цвете мочи. Осуждаю ли я подобное? Нет. Даже понимаю. Отсидеть сорок лет – не шутка. Здоровье должно быть железным. Но даже самое крепкое здоровье с годами слабеет. Появляется слабость в ногах, начинают мучать боли там и сям, все больше страха не дожить до дня Х, до дня освобождения. Отсюда и переживания. Ведь так хочется дотянуть…

Поэтому я вежливо слушал. Кивал. Соглашался. Подбадривал. И порой это оказывалось к моей выгоде – раза три мне подбросили бесплатно пластиковых бутылок и добавили кусок рваной тряпки с тремя пластиковыми пуговицами. Люди ценят чужое внимание и возможность выговориться.

Новая встреча оказалась куда хуже предыдущей.

Гораздо хуже и гораздо выгодней.

Стоило железной заслонке чуть приподняться и в стекло с силой ударило две ладони. Я невольно отшатнулся, сделал шаг назад. Опомнившись, чертыхнулся, подошел ближе. Стекло непробиваемое. Мне ничего не грозит. Ставня поднялась чуть выше. К стеклу прижалось плечо. Одна рука соскользнула. Послышалось тяжелое дыхание. Странное дыхание. Вдох. Выдох. Неестественная пауза. Стонущий вдох.

Дело плохо.

- Какие лекарства нужны? – громко спросил я, не дожидаясь полного подъема ставни. Перед мысленным взором пробежал скудный перечень моих медикаментов.

- Лекарства… не помогут… - выдавил сиделец.

Он прижимался к стеклу щекой. Косил на меня взглядом. И медленно сползал вниз.

- Мне конец. Слушай меня…

- Держитесь. Какие лекарства?

- Никаких, сказал же! – с мукой выдохнул сиделец, выдергивая на себя лязгнувший ящик и опираясь на него локтем. Я увидел, как металлический край ящика глубоко врезался в его локоть, но трясущийся мужик этого даже не заметил.

Включился инстинкт самосохранения. Я закрыл рукавом низ лица. Уже осознанно отошел на пару шагов. Я не знаю, что происходит с бедолагой. Но выглядит все плохо. Если это заразно…

- Не заразен я – будто мысли мои прочел мужик.

Я кивнул, не спеша приближаться. Оглядел его. Потрепанный спортивный костюм, видавший виды. Советский спортивный костюм. Сине-белый, с надписью СССР на груди. Мужчине за пятьдесят, но видно, что держит себя в форме. Фигура подтянутая. Худощавая. На левом боку, плече и рукаве едва заметное пятно – он недавно падал, судя по всему. Сумел подняться. Сумел добраться до ставни.

- Слушай…

- Слушаю – принял я правила игры.

- Вот – он с огромным трудом поднял за длинную лямку сумку, закинул ее в ящик. Стянул с пальца золотой перстень. Уронил туда же. Охая и трясясь, поднял небольшой мешок. Запихнул в ящик. Надавил ладонью. Замер пошатываясь. Голова моталась как у пьяного, потянулась нить блестящей слюны.

- Эй – окликнул я его – Эй!

Вздрогнув, он дернул молнию куртки. Сорвал с шеи цепочку, бросил в ящик. С силой захлопнул ящик. Подавшись вперед, ударился лбом в стекло. На меня глянули мутные расфокусированные глаза, из прокушенной нижней губы сочилась кровь.

- Передача. Сумка. Кожаная. Для Красного Арни. Все кроме сумки – тебе. Оплата.

- Понял. Передам.

- Все… - со странным успокоением выдохнул незнакомец – Успел. Выпей вина за душу почившего Кости. Константином Валерьевичем меня звать. А родом я из Мурм…

Охнув, мужик ударился о стекло, схватился за живот, застонал, следом закричал в голос.

- Сука! Сука! Тварь! А-А-А-А…

Он упал. Выдернув из ящика переданные вещи, я прилип к стеклу. Он продолжал кричать. Руки прижаты к животу.

- Из-за такой мелочи – прохрипел он, кося на меня бешеным от боли взглядом – Из-за такой мелочи… сука! Сука!

- Аппендицит? – предположил я.

- Да… думаю да… смешно, да?

- Не смешно.

- Да уж… АХ! – его опять выгнуло дугой.

- Бывай, Гниловоз. Выпей за меня! За упокой! И свечу красную зажги! Пусть погорит! Молитву если знаешь какую – прочти. Верующий я. Но грех совершу сейчас смертный…

Запустив руку в карман куртки, он что-то вытащил и забросил в рот. Решительно сомкнул челюсти. Жеванул. Посмотрел на меня разок. Уронил голову на пол. Расслабился – причем как-то резко. Обмяк как проткнутый воздушный матрас. Сонно пробормотал:

- Такой вот сучий выверт судьбы. Бывай…

Затих. Но дышал. Дышал ровно и спокойно. Я стоял у стекла и молча глядел. И сразу заметил, как начиная с ног по его телу пошли волны мелкой дрожи. Константину было плевать. Он сонно улыбался. Его грудь вздымалась все реже. Константин уходил…

Ставня опустилась.

Чтоб меня… вот это встреча…

Машинально подняв сумки, я пошел к кокпиту. Бросив все рядом с креслом, уселся. И несколько минут наблюдал за плавно плывущим по воздуху крестом Кости. Летающая келья, наверное, уже лишилась оживляющей ее искры жизни. Костя уже испустил последний вздох. И скоро тяжелый крест начнет медленно опускаться в искрящуюся льдистую муть.

Там, в густом морозном тумане, висящем высоко над землей, крест замрет. В нем погаснет свет. Прекратится подача тепла. Тело Кости лежит в боковой перекладине, у самой стены. Он не сгниет. Разве только чуть-чуть подпортится. А затем наступивший мороз заморозит труп. Еще чуть позже – или гораздо позже – в кресте появится новый сиделец, перепуганный и ничего не понимающий. Рано или поздно, он поймет – чтобы выжить, надо дергать за рычаги. Постепенно лед начнет отступать и обнажит мертвое тело. Новый сиделец оттащит оттаявший труп в клетку, возьмется за прикованный к цепи тесак и, сдерживая рвотные позывы, разрубит его на куски. Расчлененные останки полетят к земле. Крест, покрытый снегом и льдом, медленно поднимется в чистый воздух и продолжит вечное кружение вокруг Столпа. Так было в моем случае. Так происходит со всеми в этом проклятом месте.