Руслан Михайлов - ПереКРЕСТок одиночества

Шаровые молнии одна за другой влетали в ледяную толщу, исчезая внутри и порождая удивительные по красоте вспышки, чем-то похожие на распускающиеся цветы. Я ждал ответного от Столпа ответного «дара», ждал с привычным замиранием сердца – а вдруг на этот раз я? Но «некроимпульса» не последовало. Или же он был с другой стороны Столпа. Меня миновало и на этот раз. Чертова русская рулетка мотивирующая на решительные действия.

Пора…

Закрыв книгу, я отправился к месту работ. И с упорностью дятла принялся отбивать по крошке неподатливый раствор. Удар за ударом. Удар за ударом. Пусть руки болят – скоро они привыкнут к нагрузкам и дело пойдет легче…

Пять дней пролетели незаметно.

Я ел, спал, бегал, занимался с гирей, исправно дергал за рычаги, общался с узниками и долбил, долбил, долбил…

За эти дни не получилось встретиться ни с кем из шахматистов. Не повстречался я и с Шерифом и чудаковатым ученым Орфеем. Крестов много. И выбора никто не дает – чалиться приходится с ближайшими. И далеко не каждая встреча приносила что-то интересное. Львиная доля узников жаждала информации о «нашем» мире. Они выспрашивали каждую деталь, интересуясь порой неожиданным. Меня спрашивали о таких вещах как курс акций, политическая атмосфера Греции, жизнь рядовых россиян, игра мировых валют, построили ли уже здание, превышающее в высоту километр, случились ли громкие авиакатастрофы, не удалось ли наконец клонировать динозавров или на худой конец мамонтов.

Поразительно. Люди цеплялись за призрачную связь с покинутым миром, но при этом старались вообще не задумываться о том мире, где им приходится жить сейчас. Им это было просто неинтересно.

Некоторые узники предпочитали беседовать на нейтральные темы. Обсуждение книг и фильмов, оценка актеров, несогласие с присуждением премии Оскар в восемьдесят девятом году двадцатого века.

Я старательно отыгрывал роль чуть туповатого общительного мужика с не слишком приятным прозвищем. С готовностью рассказывал о Земле, хохотал над бородатыми анекдотами. И поставил себе жесткое правило – не тратить на подобные встречи больше получаса в день. Пустая болтовня жрет драгоценное время. Им уж плевать на улетающие часы и дни. А мне нет.

Из десятков встреч лишь в трех присутствовала меновая торговля. Один из узников, старающийся выглядеть чистоплотно, но никак не могущий унять дрожь рук, забрал у меня все накопившееся вино. И заплатил за него золотом. За шесть бутылок вина я получил три золотых зуба. И через два дня отдал смятые комочки металла как плату за толстый потрепанный книжный том.

Я не склонен тратить деньги на книги. Не в этом мире. Раньше скупал литературу ящиками. И читал книги каждый вечер. В те дни, когда стремился подняться к вершинам. Я читал о дисциплине, о мотивации, о медитации. Проглатывал детективы и боевики. Пока мне это все не наскучило. Но порой, проходя мимо книжного магазина, заскакивал и покупал пару новинок. Устоявшаяся привычка. Но это там. Здесь же я не собирался тратить золото на книги. Не тот мир. Не те условия. Но в этом случае не устоял – за разговором о классической приключенческой литературе с одним хитрым старичком, он обмолвился, что имеет роман Граф Монте Кристо. И через минуту ожесточенной торговли, когда я прямо заявил, показав на ладони три золотых зуба, что это моя максимальная цена, стал обладателем книги.

Хм…

Получается, купил роман за шесть бутылок вина.

И провел пару дней смакуя жизнь несчастного преданного Дантеса, брошенного в тюремные застенки. Вместе с ним я пережил каждый миг. Вместе с ним прошел от отчаяния к надежде, от бессилия к упорству. Все же первая часть романа лучшая – где описываются его тюремные будни, где слышен тихий шорох выкапываемой земли, где скрежещут вынимаемые из кладки камни, где темный зев прорытого прохода манит к себе обещанием свободы…

Шестой день с начала работ над стеной, я посвятил отдыху. Никаких тренировок. Никакой долбежки кирпичей. Никаких пробежек. Первую половину дня провел за изучением и уборкой креста, а оставшееся время потратил на беседы с узниками и чтение.

Во время бесед не забывал показывать, что мне зябко, изредка ежась и жалуясь мимоходом на проклятый холод. Бывалые сидельцы надо мной беззлобно посмеивались и заверяли – привыкну скоро. На самом же деле я делал это чтобы мои перемотанные бинтом и тряпками руки не привлекали лишнего внимания. Пусть думают, что это перчатки для защиты от холода. На самом же деле бинты скрывали неизбежные ранки, полученные в работе. С каждым днем ран становилось меньше – я свыкался с отверткой и молотком. Удары становились выверенными, жало отвертки откалывало все большие по размеру кусочки.

В шестой же день поменял «Мертвые души» на старый половик почти лишившийся цвета. Серая тряпка со следами былого великолепия – когда-то на половике цвели розы. Простирнув покупку, потратил еще час на сверление пары отверстий и повесил половик так, чтобы он скрыл следы моих работ. Почерпнул идею из фильма «Побег из Шоушенка». Плаката с красоткой у меня не имелось, поэтому обошелся половиком. А перед ним поставил несколько бутылок с воткнутыми в горлышки свечами, на половик повесил все, что имело хоть какое-то отношения к религиозным культам. Создал себе красный угол. Я не забыл про возможность выборочного досмотра креста тюремщиком. И не собирался показывать ничем не прикрытую стену с выдающими меня следами работ. Все мелочи постарался повесить так, чтобы любое неосторожное движение сразу бы привело к их падению. Повесил и пару стеклянных бутылок, положив в них обрывки бумажек с молитвами. Это чтобы отвадить излишне ретивого тюремщика, вздумай он заглянуть под половик. Пусть сразу видит – одно касание и все рухнет со звоном на пол. Тюремщики ведь вроде как пытаются все делать скрытно. Вот пусть и боится сунуться…

Заряд в рации умер, и я потерял на время связь с клубом шахматистов. Отдам на зарядку при следующей встрече. В последних беседах отделывался ничего не значащими комментариями, обещая рассказать при следующей встрече.

Вернувшись к работе, еще три дня пахал как проклятый.

И наконец настал тот миг, которого я так ждал и так боялся. Отвертка выбила последний кусок раствора и часть кирпичной стены больше ничем не сдерживалась.

Сразу захотелось сделать паузу. Выждать часок. А может подождать целый день. Мне ведь некуда торопиться. И я так боюсь сделать следующий шаг… боюсь последствий и боюсь разочарования.

Ну уж нет!

Я не стану сидеть просто так и собираться с духом!

Отложив молоток, ввел отвертку в щель, чуть нажал. Кирпичи пошатнулись. Я нажал сильнее и, выронив отвертку, подхватил начавшую выпадать «дверку». Тяжело. Прямо тяжело. Вот и первые плоды занятий с гирей – я удержал тяжесть, мягко опустил на пол. Мне на лицо упали слабые багровые всполохи. С шумом выдохнув, для чего-то провел дрожащей ладонью по вынутой части стены и лишь затем заглянул в дыру.