Павел Корнев - Ренегат [СИ с Litres с издательской обложкой]

Я облизнул пересохшие губы и спросил:

– Его преосвященство недоволен мной? Это он вызвал вас?

– Вызвал? – скривил губы в презрительной ухмылке Герберт вон Бальгон. – Я не девка по вызову! Мой приезд – внутреннее дело комиссии!

– Боюсь, я совсем ничего не понимаю, – признался я. – До Ренмеля путь неблизок…

Вице-канцлер вытянул из-за обшлага камзола надорванный конверт и кинул его мне на колени:

– Ознакомьтесь!

Я развернул послание и недоуменно нахмурился. Некто в весьма красочных выражениях расписывал мое беспринципное поведение, угрозы и похвальбы занимаемой должностью. В письме не было ни слова правды, но поразило даже не это. Поразил сам факт, что на гнусный поклеп успели среагировать в столице. Для этого отправить навет должны были сразу после моего приезда в Мархоф.

– Так вы здесь из-за подметного письма? – уточнил я, возвращая листок.

– Я изначально был против вашего назначения, мне и поручили разгребать наваленную вами кучу дерьма!

– Но это вздор! Бред сивой кобылы! Тут нет ни слова правды!

– Не важно! – отмахнулся вице-канцлер. – Так или иначе, вы проявили неосторожность и раскрыли свое инкогнито!

– Не было такого, ваше сиятельство! – разозлился я. – Я никому ничего не говорил! Да я, судя по всему, и к расследованию еще толком не приступил, когда была отправлена эта кляуза!

Герберт вон Бальгон задумчиво хмыкнул и пожал плечами:

– Возможно, Филипп, вы стали жертвой обстоятельств. У епископа много врагов, в канцелярии у них могут быть свои люди.

– Скорее, у них свои люди в комиссии! – фыркнул я. – Никак иначе мое прозвище всплыть не могло! Нигде в бумагах оно не упоминалось!

– Разве это такой уж секрет? Не могли сболтнуть лишнего ваши люди?

– Ренегат – не то прозвище, которым стоит гордиться. Я не говорил о нем никому.

Самого вице-канцлера за глаза называли Гепардом, и он не видел в этом ничего предосудительного, даже несмотря на слухи, что побывавшие в опочивальне Герберта сеньоры начинали вкладывать в это слово иной, отнюдь не самый лестный смысл. Так что вон Бальгон недоуменно нахмурился и спросил:

– А ваш слуга-сарцианин, он тоже не знал об этом прозвище?

Хорхе обладал потрясающим чутьем на чужие секреты и при этом умел держать язык за зубами; я и понятия не имел, о чем он знал наверняка, а о чем догадывался. Но промолчал вовсе не по этой причине, просто решил не сражаться с ветряными мельницами.

– Вот видите! – наставительно заметил Герберт, опустился в кресло напротив и потребовал: – Введите меня в курс дела!

Я поведал обо всем без утайки, умолчал лишь об интрижке с Эльзой и своих подозрениях на ее счет, да еще придержал на будущее информацию об отношениях племянника епископа с сеньоритой Розен. Ну и правду о живоглотах тоже раскрывать не стал; скормил, как и местным властям, сказку о нападении неизвестных в масках. Наврал с три короба, в общем.

Вон Бальгон выслушал меня, не перебивая, затем резким движением, будто разжавшаяся пружина, поднялся на ноги.

– Сейчас я еду на встречу с руководством университета. К моему возвращению извольте подготовить подробный письменный отчет!

Крутнувшись на пятках, он вышел из комнаты, а я позвал Уве и велел тащить писчую бумагу, перо и чернильницу. И принесло же на мою голову этого формалиста!

Вернулся Герберт вон Бальгон мрачнее тучи.

– Магистр! – вперил он в меня негодующий взгляд. – Вы не рассказали мне и половины!

Я постарался принять расслабленную позу и кисло улыбнулся:

– В самом деле?

– Ваше поведение – верх непрофессионализма! – продолжил яриться вице-канцлер, лицо его раскраснелось и пошло пятнами. – Публично оскорбить дочь влиятельного аристократа – как вам только в голову такое пришло, скажите на милость?

Я мог без труда оправдаться – достаточно было просто поведать о своих подозрениях насчет сеньориты Розен, – но столь важную зацепку решил во что бы то ни стало придержать для себя. Поэтому лишь виновато понурил голову и промолчал.

– А дуэль? Это просто немыслимо! – возопил Герберт, будто ему самому не приходилось отстаивать честь с помощью шпаги. – Невероятное пренебрежение интересами комиссии! А бомба? Впали в детство и решили поиграть с шутихой?

– Благодаря бомбе было получено неопровержимое доказательство присутствия в аудитории чернокнижника!

– Это лишь ваши слова!

– Все это, – потряс я исписанными листами, – только мои слова! Но это слова магистра-расследующего, и с ними придется считаться!

Вице-канцлер поджал губы и со значением произнес:

– На вас написали заявление о вымогательстве! Три гульдена – сумма немалая! Вешают и за меньшее!

Я чуть не задохнулся от возмущения:

– Это не заявление о вымогательстве! Это явка с повинной! Три гульдена – изъятая у правонарушителя взятка!

– И где же тогда они? Вы не приобщили их к материалам дела и не сдали в доход казны!

– Ваше сиятельство, разве не интересен тот факт, что злоумышленники расплатились золотом? Новенькие гульдены, будто только с монетного двора, – большая редкость. Я раздал их своим людям, чтобы они навели справки!

– А теперь ваши люди мертвы и казенные деньги канули в неизвестность! Как удобно! – фыркнул Герберт и поднял руки, намереваясь запустить пальцы в волосы, но в последний миг отдернул их, не желая нарушать укладку. – Эта сумма будет вычтена из вашего жалованья, магистр!

– Как скажете, ваше сиятельство.

– И ради всего святого – зачем вы вломились в церковь? Если этот случай дойдет до епископа, придется за вас краснеть!

И вновь я своих резонов открывать не стал и виновато пожал плечами:

– Простите, мне показалось важным помолиться за упокой своих людей. Уверен, его преосвященство сочтет это достойным оправданием моего поступка. И я уже оплатил ремонт двери.

– Та-а-ак… – протянул Герберт вон Бальгон. – Так! – Он посмотрел на входную дверь и начал перечислять: – Племянник его преосвященства при смерти. Чернокнижник на свободе. Некий книгочей, который вообще не наша забота, не найден. Магистр-расследующий ранен в результате покушения. И все это разгребать мне. Мне!

Вице-канцлер толчком распахнул входную дверь и скомандовал:

– Заходите, магистры!

Первой в комнату прошла высокая статная сеньора. Властное и породистое лицо при некоторой снисходительности к черноволосой даме можно было счесть даже красивым, а вот фигура никакой снисходительности не требовала. Она так и привлекала мужские взгляды, и виной тому был отнюдь не глубокий вырез декольте. Даже сейчас, в скромном дорожном платье маркиза Адалинда цу Лидорф своим животным магнетизмом заставляла ускоряться сердцебиение и будила… хм… фантазии.