Дэвид Шейфер - Пожиратели облаков [litres]

Пустота была, но, как видно, недостаточная. Очнулся Лео хоть и с переломами, сотрясением, но живой. У него не вышло даже самоубийство: слабо́. Обделался. А стало быть, убирайся обратно на свой чердак и валяйся там рухлядью. Как же ты гадок, засранец: умереть, и то не хватило духу.

« Хотя что в этом плохого », – внушала другая его часть. Вспомнилась мать, как она ему говорила в детстве: «Ты куда? Из-за стола тебя еще никто не отпускал» (едок из Лео был никудышный). Сейчас он снова слышал ее голос – не тот, навеянный психозом, а просто укоренившийся в памяти (уж неизвестно, откуда он доносился: с небес ли, из космоса или из какой-нибудь ямы с перегноем). « Тебя еще никто не отпускал », – звучали ее слова. Мать была женщина с характером; уж она бы перед теми невзгодами не дрогнула, как бы те ни прессовали.

Но если ему суждено жить, то как ему жить с этим ?

Он увидел, что этот его диссидентский листок, и блог, и все дурацкие мелкие начинания были просто отвлечением, совершенно ни с чем не соотносящимся. Как говорится, мимо кассы. Во всем этом пестром шуме логической чащи он дышал мелко и часто, один свой глаз держа на двери.

Как-то раз в газете – настоящей газете – он вычитал об африканцах, что пытались пробраться в Новый Свет, прячась в нишах шасси авиалайнеров. Их замороженные тела выпали с высоты на Куинс; такой была непомерная цена, заплаченная ими за тягу к свободе. Ну а может, некоторые из них все же добились своего? Скажем, отпружинили, как на батуте, от тента «Данкин донатс» и нашли себя потом в новой жизни: стали мусорщиками, косильщиками газонов, разносчиками пиццы и теперь посиживают себе в кепках и шарфиках, пуча глаза из-за прилавков с газетами и жвачкой. Пыхтя и карабкаясь, они упорно лезут, превозмогая встречное вращение земли, в неослабном стремлении отстоять свое право на жизнь. Не то что ты и тебе подобные привилегированные баловни, что плывут по течению, избалованные обилием возможностей; пофигисты-пацифисты, которым ничего не стоит погасить фитилек собственной жизни. Разве не так?

Все следующие недели в голове стояли темень и стук-бряк, как от проволочных вешалок в недрах шкафа. Голову изнутри копытило стадо монстров. Утро было сносным, середина дня невыносимой, а вечер приносил смоченное, смазанное облегчение.

«Травкой» Лео закупался у одного сомнительного типа, приходящего к нему в дом возле шоссе, своими мрачными окнами напоминающий нечищеный аквариум. Переднее окно Лео занавесил простыней. Вначале он перестал брать телефонную трубку, затем подходить к двери. Мир снаружи был полон антагонистов. Лео существовал на привязи к своему кальяну.

Время вторжения сестры рассчитали точно. Неделей раньше он бы еще упирался. Он и сейчас, надо сказать, трепыхался. Попробовал сказать что-то вроде «не вашего ума дело», но сестры такой вариант с ходу отмели. Тогда он прибег к чему-то вроде «может, еще сам выпутаюсь», но это их не убедило. Было ясно, что они не собираются откладывать дело на потом, когда брата придется укладывать уже в стационар.

Розмари упомянула кое-какие знаменитые места на востоке страны, и Лео призадумался. Ему ужас как не хотелось навязчивого догляда врачей. Вероятно, все кончилось бы электродами на лбу и амнезией о прошедших нескольких месяцах, что было нежелательно, несмотря на то что его мысли все это время представляли темный лес с причудливой флорой и фауной. Быть может, в этом все же крылась какая-то информация; не все же здесь было кромешным нонсенсом. Кроме того, и в этом главное гадство: все это было частью его самого.

На тот момент самой великолепной идеей избежать «дурки» Лео показалось согласие на реабилитацию. Джин в кофейной кружке приравнивался для него к празднованию наступившего дня. На самом деле в сравнении с предыдущими месяцами он звучал скорее как пьяный, чем как безумный. На вопрос Хэзер, что за хрень он писал у себя в блоге насчет «теневого правительства, тайной тирании, проникающей в нашу жизнь посредством убеждения, массового заговора с целью контролировать всю информацию в мировом масштабе», Лео попытался ответить, что, дескать, он это писал в духе кое-кого, кто так мыслил. Он, мол, планировал написать на эту тему роман, всякое такое. Ему даже показалось, что он в самом деле что-то подобное замышлял.

Склонить Розмари и Хэзер к выбору реабилитации вместо «дурки» оказалось не так уж и сложно. Но Дэйзи проявила бдительность.

– Забухал ты, братец, вчерную, – сказала она. – Но я чувствую, этим у тебя не ограничивается.

По счастью, в мусорном баке у заднего крыльца ничего уличающего Лео не обнаружилось, ни по числу ни по составу: двухлитровые флаконы из-под дешевого джина и рома, воз всевозможной стеклотары с отдельными вкраплениями саке, хереса и ликера.

Для Дэйзи этого оказалось достаточно.

– Ты тут один обитаешь вроде прекрасной дамы в замке? – спросила она.

Лишь когда белый минивэн свернул на нарядную подъездную дорожку, Лео начали одолевать сомнения. Ведь могут существовать различные подводные течения и камни. Кто знает, какая поправка уготована здесь ему?

– Видишь, Лео, – сказала Хэзер с переднего сиденья, – это учреждение не закрытого типа.

Таково было одно из его условий. «Дрожащие сосны» на вид были заведением дорогим и ортодоксальным, разбитым по гендерному принципу: мужчины и женщины отдельно. В этом поселении в получасе езды к югу от города практиковалось двенадцатишаговое лечение от наркотической и алкогольной зависимости. Вид у пансионата был как у какого-нибудь местного колледжа с отменно продуманным пейзажем: вдоль подъездной дорожки стоят кактусы в горшках (видимо, специально, чтобы придавать месту сходство с пустыней: такая ассоциация способствует поправке и преображению души).

Первую ночь Лео провел в эдакой наблюдательной палате. Какой-то похожий на луковицу человек обшарил сумку Лео на предмет запрещенных предметов, после чего выдал Большую Книгу – описание «двенадцати шагов» в обобщенном виде – а также тетрадь без перфорации вдоль корешка, чтобы вырванные листы было заметно сразу.

Сейчас доктор зачитывал Лео содержимое блога. В частности, « Еще одну несправедливую отставку » – материал Лео о том, как автора уволили из строительной бригады его друга Габриэля. Габриэль нанял Лео через несколько недель после того, как его выставили из «Нового дня», и через несколько дней после того, как Мэрилин заявила, что не желает его больше видеть. Халявой ту работу назвать было сложно: Лео в самом деле знал, как обращаться и с отбойником, и с перфоратором. Хотя у доктора источники были вторичные – он вынул из папки распечатку и выборочно читал по ней. Интересно, откуда у него это – от Габриэля? Или материал Габриэля в изложении Дэйзи?