Том Светерлич - Исчезнувший мир [litres]

– Принести тебе чего-нибудь? – спросила я, но Николь закрыла глаза.

Ее рот приоткрылся, и вскоре она тихонько захрапела, как мурлычущая кошка.

Я оставила дверь спальни открытой на щелочку, чтобы услышать, если она заворочается, и вытащила из шкафа свою папку, устроившись с ней в постели. Распечатки, которые я сделала в библиотеке, статьи об атаке на инфоцентр, о Мариан Мерсалт. Я бросила взгляд на листовку, которую распространяли до обнаружения Мариан: «Вы меня видели?» Эту листовку сделали в государственном центре розыска пропавших детей. Были и другие бумаги – сведения о Патрике Мерсалте. Я вытащила копии полароидных снимков, найденных в доме Эльрика Флиса, в вещмешке. Снимки черных женских бедер, груди, живота, ступней. Тогда Николь была крепче, девятнадцать лет назад ее тело не было таким изношенным.

Николь считала, что Патрика Мерсалта убили из ревности, но Патрик Мерсалт был не единственной жертвой, убили всю его семью. Николь что-то опустила в своем рассказе, со временем она стала чувствовать себя совсем невинной. Ее версия прошлого в этом мире – всего лишь версия, но должно быть что-то еще. Я могла представить мужчину, стреляющего в другого из-за интрижки жены, устроив изменникам засаду в гостинице «Блэкуотер», но не могла поверить, что муж Николь или его дружки зарезали всю семью Мерсалта из-за интрижки и закопали Мариан Мерсалт в лесу. Может, мне просто не хватает воображения, я не могу представить, на какие ужасы способны люди, но кто-то зарубил женщину и двух детей топором, а потом убил семнадцатилетнюю девушку. Я не могла такого представить.

Я выглянула из окна спальни. Там бушевала пурга, засыпав улицы блестящей белой крошкой, похожей на кристаллы сахара. Я стянула сырую от слякоти толстовку и накинула ее на штангу для занавески в душе, просушиться, потом сняла протез и включила коленную батарею подзаряжаться. Патти, так назвала его Николь. Патрик. Я гадала, живы ли еще его убийцы в этой НеБыТи. Прошло двадцать лет с тех пор, как они нашли Мерсалта в гостинице «Блэкуотер» и прикончили его. Я помнила угольно-черную темноту у тех хижин ночью, сосны заслоняли звезды и луну. Я представила стук в дверь, прервавший тишину, и тут мне пришло в голову, что Патрик Мерсалт, вероятно, знал убийц.

Николь призналась, что хотела причинить боль своему мужу и потому спала с Патриком, ведь Патрик был его другом. Может, Мерсалт узнал убийц, когда они появились в ту ночь, может, они сказали, что убили его семью и старшую дочь и оставили ее в ущелье, неподалеку от хижины, где будет лежать его тело, всего несколько миль отделяют его от дочери.

Я снова пролистала дело и вытащила список экипажа «Либры». Я нашла имя: Джаред Байтак, помощник механика, сотрудник инженерной лаборатории. Муж Николь служил на «Либре» и знал Мерсалта по этой причине. Как помощник механика он наверняка работал с Б-Л-двигателем, присматривал за ним. Флис находился под его командованием. С колотящимся сердцем я нашла Чарльза Кобба – спецназовец, еще один «морской котик». Был там и Карл Хильдекрюгер, космический штурман. Все они служили на «Либре». Мерсалт был не единственным пропавшим без вести, вынырнувшим на поверхность. Корабль «Либра» либо вернулся, либо никогда и не стартовал. И где остальной экипаж? Эти люди знали друг друга, все они знали об отношениях Мерсалта и Николь. Если я сумею разыскать их на «твердой земле», то найду и Мариан.

Дыхание Николь внезапно сбилось, она захрипела и перевернулась. Я взяла плед, чтобы лечь на полу рядом и присматривать за ней. Большую часть ночи я пялилась в потолок, воображая, что могу проникнуть взглядом через все преграды, через потолок и квартиру наверху, через завесу дождевых туч в ночное небо, к звездам.

Я попыталась представить этот любовный треугольник – Николь, Джареда и Патрика Мерсалта, но меня отвлекли тени, которые отбрасывал дождь, мысли перенеслись к Флису, к дереву из костей и в комнату с зеркалами, к кораблю из ногтей, несущему мертвецов. Отсутствующие ногти. Тот, кто убил семью Мерсалта, забрал их ногти. Николь вздохнула, похоже, захлебнулась рвотой, прежде чем перевернулась и снова начала дышать. Что будет, если Николь умрет? Никто не найдет ее тело, пока не появится хозяин квартиры. Если этой ночью Николь умрет, я соберу вещи, уйду из квартиры и больше никогда не вернусь, отправлюсь обратно на «твердую землю», и пусть этот вариант реальности исчезнет.

Когда я остановила машину у дома Нестора, из прихожей выбежал Бьюик, чтобы меня поприветствовать и обнюхать мои шины, чтобы я почесала его за ушами, прежде чем он умчится по лужайке. Нестор вышел на террасу и сказал:

– Ну вот и ты.

Он поцеловал меня, как только я поднялась по ступеням, и протянул пластинку в обложке из коричневой бумаги.

– Что это? – спросила я.

В нашу последнюю встречу он интересовался, как я провожу время, когда мы не вместе, и я сказала, что больше всего на свете люблю лежать в постели и слушать музыку.

– Просто взгляни, – сказал Нестор. – Вот ты удивишься.

Череп и крест, «В соснах» в исполнении «Нирваны».

– Подумал, что тебе это понравится, – сказал Нестор. – У тебя же ее нет, верно?

– На виниле – нет. Хороший выбор, я ее обожаю.

– Я хотел найти что-нибудь из девяносто седьмого, когда мы познакомились. Когда мы первый раз встретились. И как раз подвернулась под руку эта песня.

– В колледже я носила футболку с «Нирваной». С прозрачным ангелом. Я оторвала рукава и сделала из нее майку.

– Я поступал с футболками так же, – сказал Нестор, закуривая. Ради меня он привел себя в порядок и сбрил бороду, без нее он выглядел на несколько лет моложе. – Видишь, если бы мы тогда были друзьями, то могли бы одалживать друг другу одежду.

– Моя вряд ли бы на тебя налезла.

Легкое дыхание лета растворило вчерашние снег и гололед, превратив их в слякоть. Мы провели вечер в деревянных креслах-качалках, пили холодное пиво из холодильника и наблюдали, как Бьюик гоняется за бабочками. Мы поставили «В соснах» достаточно громко, чтобы стоящие в гостиной динамики было слышно во дворе.

Мы приготовили на гриле стейки и цукини, помыли посуду и прогулялись по владениям Нестора, поля тянулись почти на семь акров, а за ними полоска леса обозначала границу с соседской фермой. Бьюик скакал без поводка, бегал по высокой траве и обратно. Мы с Нестором время от времени брались за руки, а когда я схватилась за него, чтобы не потерять равновесия на неровной поверхности, он меня не отпустил. Мы добрались до того места, где обычно поворачивали обратно, полуразвалившегося грузовика, который кто-то из предыдущих владельцев оставил на поле. Соседские амбары выглядели новее, ярко-красный гофрированный металл блестел на солнце. Залаял Бьюик – вероятно, почуял соседских собак.