Том Светерлич - Исчезнувший мир [litres]

Мосс стояла поодаль, осматривая грузовик. Со стороны водительского сиденья в грузовой отсек было просверлено отверстие, из него свисала резиновая трубка. Передвижная газовая камера. В самом амбаре была сделана система вентиляции и душ для смыва, в шкафчиках хранились защитные костюмы. Мосс представила Джареда Байтака и Чарльза Кобба в этих желтых костюмах, как они распыляют газ, кислоту или болезнетворные микробы в грузовике и наблюдают за страданиями жертв.

Видимо, Мариан они переместили из подвала посреди ночи, отключив освещение амбара и погасив свет в доме. Ее связали, заткнули рот кляпом, да и в любом случае здесь ее никто бы не услышал. Лишь ветер мог отнести ее крики, но и только.

«Вот так и закончится моя жизнь», – вероятно, подумала Мариан. В кузове грузовика, вдыхая трупный смрад умерших до нее. Наверное, она поняла, что это запах ее собственной смерти. Наверное, скребла стенки грузовика, обезумев от ужаса. Мосс представила, как Мариан умоляет ее пощадить. Должно быть, она слышала урчание двигателя или шелест вентилятора, нагнетающего газ через трубку. В те ночи в НеБыТи, когда Мосс чувствовала, что ее уносит течение, фотография Мариан служила якорем, удерживающим ее на «твердой земле». «Жизнь – нечто большее, чем просто время», написала она. Ложная надежда.

Медэксперт из Апшура и его помощники в костюмах химзащиты разложили полиэтилен и осторожно вытащили все тела из грузовика. Четыре мужских и два женских, и одно из них принадлежало Мариан. Все были голые и значительно повреждены химическими или кислотными ожогами, значительная часть тела раздулась и лоснилась, черты лица почти не разобрать. Некоторые тела распадались в руках, как желе.

Новости по телевизору. Фото Мариан сменяется съемками дома и амбара с вертолета, картой Бакханнона, интервью с соседями и Броком. Полицейские фотографии Эшли Байтак и мужчины, с которым она сбежала, Ричарда Харриера, их схватили, когда они скрывались под террасой дома в трех милях от сто пятьдесят первого. Фотографии «Хоум депот» в Бриджпорте, где работал кассиром Харриер. Ликбез по поводу зарина и сюжет об атаках в Оклахоме и «Аум Синрикё» в метро.

Вскоре дом на Крикетвуд-Корт стал чем-то вроде места поклонения убитой семье. Поначалу всего несколько букетов, завернутых в зеленую бумагу и целлофан, брызги цвета перед дверью, но через несколько дней крыльцо было завалено цветами, фотографиями в рамках и белыми крестами. Мосс сидела в своем пикапе и смотрела, как к импровизированному мемориалу подходят люди, и жалела о том, что не сделала подобный для Кортни, никогда не возлагала здесь цветы. Тем же вечером Мосс вернулась и добавила собственный букет из роз.

Она допоздна провисела на телефоне, выясняя владельцев яблоневого сада, где жила мисс Эшли через много лет, где устроила мемориал Джареда. Мосс вспомнила, что Николь упоминала – раньше домом владели мастера гончарного искусства, и вскоре обнаружила, что домом по-прежнему владеют Нед и Мэри Стенты из компании «Чайник и горшок». Она нашла Неда Стента на художественной ярмарке в Атланте, и он поговорил с ней прямо из гостиничного номера, объяснив разницу между глиняной керамикой и раку, описал, какого рода изделия они предлагают в своем саду и размеры их печи для обжига. Нет, они никогда не встречались ни с Эшли Байтак, ни с Джаредом Байтаком и не планируют продавать дом. По крайней мере, не в ближайшие годы.

Тела семьи Мерсалта не показывали, пять урн установили для прощания в отдельных залах похоронного дома «Саламандра» на Вест-Пайк, после чего отслужили мессу в церкви Святого Патрика через дорогу. Пришло очень много детей. Ученики старших и средних классов в лучшей одежде, приготовленной для Пасхи. Рядом с урнами установили портреты членов семьи. Мосс прикоснулась к лакированному дереву урны Мариан. Она стояла, преклонив голову и делая вид, что молится, ради остальных скорбящих, выстроившихся в очередь, чтобы отдать дань уважения.

На отпевании Мосс сидела одна в заднем ряду, а священник благословил каждую урну, причастил верующих и произнес молитву. В детстве Мосс ходила в церковь Святого Патрика. Ее воспитали католичкой, она помнила воскресную школу, платье для первого причастия, вкус облатки. Церковь была не каменным колоссом, как старейшие церкви Питтсбурга, а более современной, с охряными стенами с кобальтовой отделкой и витражными окнами из розовых, зеленых и желтых квадратов. Алтарь довольно дерзкой расцветки – алый с золотом. Во время службы внимание Мосс привлекло распятие над алтарем, оно купалось в бликах солнечного света, проходящего через витражи. Христос словно парил над алтарем, как будто перекладины креста – это крылья, и если бы не гвозди в его запястьях и лодыжках, он бы просто улетел.

Сдавленные рыдания детей, невыносимое горе. Мосс ушла со службы до ее окончания, со знакомым чувством облегчения. На другой стороне улицы стояли фургоны теленовостей – там, откуда могли снимать помещение для панихиды и церковь, возможно, в надежде, что дети выйдут в слезах.

Было прохладно, но на солнце теплее. Мосс прошла по Вест-Пайк, чтобы прояснить мысли. Она пересекла трассу и оживленный перекресток в Моргансе. Парковка у «Пиццы-хат» была заполнена, семьи собрались на обед. Нелепое место для траура – между двумя мусорными баками, но именно здесь погибла Кортни, именно здесь Мосс нашла тело подруги. Несколько лет назад один бак переместили, но второй, похоже, простоял здесь с 1985 года, почти двенадцать лет. Мосс прислонилась к кирпичной стене, вспоминая. И заплакала – по Кортни, по Мариан, по родным Мариан, по себе.

Она вспоминала отца – расплывчатыми мазками, как он будил ее, как поднимал и крутил, запах цитрусовых из его рта и табачного дыма от волос. Она плакала по всему, что потеряла, по всему исчезнувшему. Под пиццерией бежала речушка Чартьерс-Крик, узкий поток воды с бурьяном по берегам. Мосс села на скамейку за столом для пикников, которую ребята из «Пиццы-хат» облюбовали для перекуров. Она смотрела на темную воду. К глинистым берегам прибило мусор. Такое умиротворяющее зрелище в своем роде. Она была так далеко от Канонсберга, уличный шум почти неразличим. Солнечный луч тронул воду пятном сияющего серебристого огня. Но Мосс отбросила эти мысли. Это место вовсе не прекрасно, оно – конец всему.

Она вздрогнула от звонка сотового. Телефон все звонил и звонил. Последовало несколько секунд тишины, а потом он зазвонил снова. Мосс посмотрела на номер. Брок.

– Алло, – ответила она.

– Мосс, – произнес он срывающимся от радости голосом. – Мосс, это ты?

– Я была на похоронах, – ответила она. – Мариан и…