Ева Никольская - Свадебный отбор. Замуж за врага

– Да что говорить – сам посмотри! – Подойдя к нему, я уселась на подлокотник кресла и, найдя на гаджете искомую папку, показала мужу папины работы.

На всех была изображена моя мамочка. Молодая, красивая и живая. Я часто перед сном пересматривала эти фотографии, думая о ней, вспоминая. И мне казалось, будто я пообщалась с ней настоящей. Отец очень красиво рисовал, подмечая самые мелкие детали. Словно делал это не по памяти, а с натуры.

– Эта последняя? – уточнил Ян, увеличивая картину, которую я щелкнула в тюрьме.

– Да, но там еще две есть. Их он написал раньше.

На одной мама сидела на стуле, отвернувшись от зрителя, а возле ее ног возилась маленькая девочка – подозреваю, я. Черные кудряшки, белое платьице. Малышка с сосредоточенным видом собирала пирамиду из кубиков. На втором холсте мама стояла у зеркала, из которого на нее смотрела ее точная копия, но с револьвером в руках.

– И? Что это может означать? – спросила я задумавшегося ведьмака.

– Что она убийца, – заявила Лёля, бесцеремонно сунув свой острый носик в мой гаджет.

– Почему пистолет в зеркале не отражается? – задала вопрос Майя, тоже присоединившись к просмотру.

Револьвер вообще-то, но восьмилетнему ребенку такая ошибка простительна. Даже если этот ребенок неординарный.

– Потому что она его не держит. Или он, если через образ жены Илья Витальевич доносит до мира свои подавленные воспоминания, – сказал Северьян.

– А девочка с кубиками? Это я, да? Та самая дочь, о которой мама просила его позаботиться?

– Или Юлиса, – предположил Северьян.

– Моя мама? – снова вклинилась в наш разговор малышка, с интересом изучая снимки на моем гаджете. Раньше я ей их не показывала, просто не представилось такого случая. А в галереи мирлинга, где выкладывались почти все работы отца, эти портреты почему-то не попали.

– Может, и твоя, – задумчиво произнес охотник, потрепав девочку по волосам. Тогда, если следовать логике, на первой картине была нарисована не я, а Майя. Юлиса вполне могла просить перед смертью о ней позаботиться. И вряд ли она стала бы адресовать эту просьбу убийце.

– А змея тогда что означает? Ложь, жадность, мудрость? Аж голова разболелась от догадок! – воскликнула я в сердцах. – Вдруг это просто папины фантазии. Он же натура творческая, еще и взаперти сидит уже семь лет – такое вряд ли пошло на пользу его психике.

– Возможно, ты и права. – Охотник улыбнулся Майе, вертевшейся возле нас, – дядя Ян ей явно нравился, как, впрочем, и Лёля. – В любом случае мы скоро во всем разберемся. Уверен, разгадка уже близко.

Хлопок входной двери известил о возвращении Марка. Мы с мелкой кинулись в прихожую встречать Василину. Друг начал рассказывать о том, как врачи уламывали нашу упрямую бабушку задержаться, потом переключился на разбивших лагерь папарацци, которых опять разгоняли гварды, прибывшие по вызову кого-то из соседей… а я слушала и улыбалась, довольная, что мы снова все вместе. Пока не обернулась и не напоролась на пристальный взгляд Вельского, направленный на Васю, которая медленно пятилась к двери.

– Ба? – удивленно проговорил Марк, когда она выскочила на улицу.

– Сирена, – рявкнул ведьмак, держась за свое солнечное сплетение. Он бросился за ней, но мой друг преградил ему путь, едва не сбив с ног. – Адово пламя! Она же уйдет! – воскликнул Ян, отпихивая от себя соперника.

– Это моя бабушка, придурок! – рыкнул тот, тряхнув Вельского за плечи. – Моя родная бабушка! – повторил, выделяя слова.

– Она кто угодно, но не твоя родная бабушка, парень, – серьезно сказал Северьян. – В тебе нет крови морских дев, в сестре твоей – тоже. А в ней, – он указал на дверь, – есть.

– Сам ее догоню, присмотрите за Майей, – немного поколебавшись, буркнул Марк. – Ба вернется и все объяснит.

Он вылетел во двор, громко хлопнув дверью. А мы остались. Несколько секунд в прихожей царила гнетущая тишина, потом бьёрна сказала:

– Идите, я тут подожду.

И мы с мужем, не сговариваясь, бросились на улицу, где возле клумбы с белыми лилиями одиноко стояла моя «ласточка». «Хамелеона» Марка, как и семейного ската, на котором он привез из больницы Василину, на стоянке не было.

На окраине города…

Режущий уши звук удара, пелена дождя и тревожное мигание фонарей. Все как шесть лет назад… почти все.

Погоня закончилась жуткой катастрофой. И я не знала, что послужило тому виной: наше назойливое преследование или желание Василины свести счеты с жизнью, как сделала в свое время моя мать. Зрелище оглушило, лишив меня возможности не то что кричать, но и двигаться. Я даже дышать боялась, неотрывно глядя на смятую кабину ската, валявшуюся среди обломков, и на Марка, бросившегося спасать бабушку, спрыгнув на ходу с улетевшего в кювет эр-байка. Не будь он магом, этот трюк стоил бы ему жизни. А так, используя заклинание «воздушной петли», друг даже не заметил, как преодолел расстояние до бетонного забора, в который врезалась Вася.

На миг показалось, что я вижу все это не со стороны, а нахожусь внутри разбитой в хлам машины. Будто снова вернулась в тот жуткий день, когда мама направила наш скат в стену. Тогда тоже моросил дождь и горели фонари… насыщенно-красные на окраине города. Вечером здесь почти не бывало пешеходов, которые могли случайно пострадать в результате аварии. Наверное, именно поэтому мама отправилась сюда. Неужели и Вася тоже?

– Уйдет ведь! – Северьян раздосадованно ударил по рулю, затормозив на обочине.

– Уйдет? – эхом повторила я, не в силах отвести взгляд от Марка, который отдирал искореженную дверцу от ската Василины.

– Она сирена, Мари! Стены для нас – не помеха, – пояснил охотник, спрыгивая на залитую кроваво-красным светом улицу. Во всех промышленных зонах были такие фонари: тревожные, яркие, будто предупреждающий сигнал «стоп».

– Надо ему помочь, – пробормотала я, все еще пребывая в странном трансе, но уже хотя бы разговаривая. – Вдруг она еще жива!

Муж ничего не ответил, лишь взглянул на меня как-то странно. Он побежал к Марку, на ходу активируя заклинание «ловчей сети», будто собирался охотиться на призрака, а не спасать пострадавшую. Я же принялась дрожащими пальцами вызывать мед-скат. Только поговорив с диспетчерской «скорой помощи» и сделав пару глубоких вдохов для самоуспокоения, я нашла в себе силы выбраться из кабины и на деревянных ногах заковылять к месту катастрофы.

Скат Василины не загорелся благодаря дождю и магическому пологу, которым накрыл его Марк. На друге моем лица не было. Бледный, мокрый, взбудораженный… он сам казался призрачной ипостасью сирены. Ян активно помогал ему вскрывать разбитую машину, к сожалению, не предусмотренную для тарана бетонных стен. Сдув подушки безопасности, мужчины, судя по возгласам, добрались до водительского сиденья, а я застыла шагах в десяти и не могла найти в себе силы сделать еще хотя бы один.