Сергей Ванин - Стражи времени

«Вот вчера Петр, сын Евдокии Мироновой, доставил в отряд двух человек, оба военнослужащие госбезопасности. Толковые ребята, сумели бежать из фашистских застенков. Да и Петька молодец, сначала укрыл ребят, а потом сумел провести их до расположения их отряда. Правда, один ранен, а второй так измучился, таща на себе товарища, что и говорить не смог. Ничего, сегодня с ними потолкуем, может, чего важное расскажут», — думал командир, обходя стоянку своего отряда.

— Товарищ командир, разрешите? — один из вчерашних, тот, что помоложе, смотрел открыто, взгляд не прятал.

— Заходи! Как тебя?

— Мигун. Василий Мигун, ефрейтор Мигун, — представился вошедший. — Командир мой, старший лейтенант Зубарев, в лазарете вашем сейчас. Фрицы, когда мы вчера тикали, зацепили его.

— Я знаю, досталось ему, — Стожков уселся за стол, зажег лампу-коптилку. — Сейчас наши подойдут, комсостав, так сказать, потолкуем.

— Я, товарищ командир, доложить вам хочу: на отряд каратели наступление готовят. Мы с Зубаревым, когда в плену у фрицев сидели, слышали, как там полицаи меж собой толковали, что, как только фрицы в лес партизан давить пойдут, их тоже тут отсиживаться не оставят. Впереди фрицев полицаев пустят, пусть, мол, кровью верность новой власти доказывают. А полицаи, мол, впереди идти не желают. Ссут они, стервецы. Вот так! — Мигун закончил и выжидательно глянул на Стожкова.

— Может, брехали эти полицаи, что вас стерегли?

— Может и брехали, да только карательный отряд обер-лейтенанта Кнопфа, что в деревне квартирует, на переформирование отправился. В деревне не более двадцати человек немцев осталось.

Стожков внимательно посмотрел на говорившего.

— Откуда знаешь, Мигун про то, что отряд на переформирование отправился? Тебе, что этот Кнопф доложился что ли?

— Да видно же всё! Нас на допросы каждый день почти таскали, пока по деревне под конвоем ведут, умный человек многое приметит. Я, ведь, в госбезопасности служил, а не быкам хвосты крутил. Кое-какое понятие имею.

— Ну ладно, сейчас иди, молодец, что всё заметил. Я к сведению принял! — Стожков проводил ефрейтора и, закурив, задумался.

Думы командира были невесёлые. Как ни крути, прав ефрейтор. Скопив силы, немчура, прочесав лесной массив, доберется до них. Сам Сергей Стожков смерти не боялся, сколько раз мог погибнуть в гражданскую, сколько раз мог угодить в молох репрессий. Бог миловал, а вот теперь….

«Что делать с бабами, детьми, стариками? Как их-то выводить? Прибились к отряду, кто поодиночке, кто семьями. А что было делать? Не принимать, гнать обратно? Пусть бы фрицы, эти чертовы, их убили бы? Ведь почти у всех родственники бойцы или командиры Красной Армии. Нет, правильно сделали, что всех приютили», — Сергей поднял голову.

За стол прошли двое мужчин. Его помощники, друзья. Всего двое и осталось-то их. А в начале за столом тесно бывало. Эх, жалко ребят, до слёз жалко, а ничего не попишешь. Воевать и сволочь фашистскую громить надо.

Один из вошедших, Семен Нефёдов, до войны работал учителем в школе. Второй — Дымов Иван был агрономом. Профессии мирные, а вот, поди ж ты, командиры из них получились знатные.

— Чего делать будем, ребята? — голос у Стожкова был невесёлый.

— Петьку Миронова вместе с матерью арестовали. Завтра на площади перед сельсоветом вешать будут, — вместо ответа зло, сквозь зубы выговорил Иван.

Сергей поднял голову. Петька еще вчера был здесь, привел беглых. Ночью ушел обратно. Говорил ему Сергей, чтобы повременил возвращаться. Нет, не послушал Петро, маленький, а упрямый. За мать, наверное, беспокоился. Вот и не уберёгся.

— Как взяли его, знаешь? — Стожков скрутил козью ножку и прикурил от коптилки.

— Местные говорят, что по утру на патруль немецкий наскочил. Они беглых ловили и вокруг деревни шастали.

— Вань! Не в службу, а в дружбу, приведи сюда ефрейтора Мигуна, которого вчера Петька доставил.

Иван вышел и через несколько минут вернулся с ефрейтором.

— Где ты был? — обратился Сергей к Мигуну.

— К Тоньке, поварихе нашей, клинья подбивал. Уже и обнимать её начал, — Дымов улыбнулся в пышные усы.

— А чего, дело-то молодое! Война — любви не помеха, — Мигун причмокнул языком. — Девка — огонь, кого хош сожгёт.

— Я тебе дам, огонь, — Стожков пристукнул по столу кулаком. — Давай нам обскажи как в деревне обстановка? Петьку, спасителя вашего, сегодня, по утру, фрицы взяли. Вместе с матерью завтра повесить хотят. Что скажешь?

— А чего тут говорить? — Мигун пожал плечами. — В деревню ломанёмся, Петьку с матерью из кичи вынем, а фрицев перемочим. Вот такой мой сказ будет.

— Ты что городишь-то? — Стожков поморщился. — Ломанемся, из кичи вынем, перемочим. Ты, что Мигун, блатной что ли? В лагере срок отбывал, да? А ну, давай по-человечески изъясняйся.

— Да я, товарищ командир, считай, что и впрямь сидел. Только с другой стороны.

— Это как же так?

— Да я лагеря охранял. Зэки с одной стороны колючки сидят, а мы с другой. Ну, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Вот я от ихнего брата и нахватался выражений блатных, сам не рад, честное слово.

— Ясно! — командир усмехнулся. — Ну, иди, Вася, мы подумаем, а вообще, молодец ты, план у тебя боевой.

— Ну, что скажете, други мои? — Стожков обвел взглядом боевых друзей. — Мне этот ефрейтор каким-то странным показался.

— А мне он показался боевым парнем, — Дымов устало обтер лицо. — Вон сколько старлея этого к нам тащил. Сам еле живой пришел, а товарища не бросил.

— Вот ночью пойдем Мироновых освобождать, увидим, каков этот ухарь в бою, — закрыл обсуждение, молчавший до этого, Нефедов.

До вечера лагерь партизан погрузился в сон. Лишь изредка из землянок доносился детский плач, и слышно было, как гремит кастрюлями повариха Тоня, готовящая скудный ужин. Консервов давно не осталось. Трофейная немецкая тушенка тоже подошла к концу. Местные жители окрестных деревень сами давно пухли с голоду. Кое-как кормил лес, но охота зимой в этой местности была делом неблагодарным. Приходилось потуже затягивать пояса.

Очередная смена заступила в охранение. Сменившиеся бойцы пошли отдыхать. Василий слонялся по лагерю в одиночестве, хотел пойти на кухню к поварихе Тоне, но, помня нагоняй от Стожкова, решил повременить с ухаживаниями. Заглянул в лазарет, Антон спал, выглядел он лучше, чем накануне. «Скоро оклемается, легавый», — подумал Мигун-Борзяк уже почти беззлобно. К своему удивлению, Василий, признав в Антоне товарища по несчастью, стал относиться к тому терпимее.

— Эй, Мигун! — окликнули его. — Иди оружие получай.

Василий оглянулся, молодой парнишка лет пятнадцати тянул его за рукав.

— Айда к товарищу Нефёдову, — пацан поволок Василия за собой.