Макс Фрай - Мертвый ноль [litres с оптимизированной обложкой]

– Что ты действительно умеешь, так это делать удивительные подарки, – сказал Шурф. – Не уверен, что когда-нибудь смогу равноценно тебя отблагодарить.

– Сможешь, причем прямо сейчас, не сходя с места, – заверил я его. – Не зашибешь, когда узнаешь, зачем нам с тобой все это снится, считай, квиты. Я свою жизнь высоко ценю.

– Ну, в сновидении, я вряд ли убью тебя по-настоящему, – рассудительно заметил мой друг. – Это, разве что, Королевские Сонные Стражи умеют; впрочем, сэр Джуффин тоже знает несколько соответствующих приемов. Но меня он им не учил. Так что ты в безопасности. Выкладывай, что затеял. Я тебя не то что не зашибу, а даже не разбужу.

– То, что я затеял, наверное, только в страшном сне может присниться. С другой стороны, это и есть страшный сон, так что все сходится… – бодро начал я.

Но поскольку все это время я не только трепался, но и трепетал от нетерпения и азарта, предвкушая появление влюбленной по уши жертвы, договорить мне не дали. Пожиратель, собственно, и не дал. Появился на киноэкране, как я замыслил, и одновременно – вообще везде. То есть мы, вместе со смешным старым кинотеатром, плюшевыми креслами и широким экраном, на котором извивался черный пернатый змей, одновременно очутились как бы в эпицентре этого самого змея, можно сказать, в его сердце, в самом средоточии тьмы.

Впрочем, для меня эта тьма оказалась на диво ласковой, она принесла долгожданный покой, качала и убаюкивала, как волны самого тихого и теплого из всех вымышленных морей. Только теперь я понял, насколько правильно поступил, позвав с собой Шурфа. Если бы он не сидел рядом, оцепеневший от ужаса и отвращения, бледный до прозрачности, которая во сне свидетельствовала скорее о попытке проснуться, но привычно воспринималась, как признак страдания, я бы, пожалуй, так и остался лежать на дне этого сладкого моря. Все-таки я здорово себя переоценил. Думал, Пожиратель явится ко мне в виде полураздетой красотки, на худой конец, сияющего божества с миллионом ключей от всех тайных дверей Вселенной. Что это будет исполненная нежности и покоя стихия, противостоять которой невозможно хотя бы потому, что совершенно не хочется, мне как-то в голову не пришло.

Но какая может быть стихия, какое море ласковой тьмы, когда рядом страдает живой человек, которого ты сам заманил в эту ловушку, предлагая развлечься. И даже ничего не успел объяснить.

– Спокойствие, только спокойствие, – сказал я с такой фальшивой жизнерадостностью, что сам захотел дать себе в глаз. И поспешно продолжил: – Дело обстоит так. Я уже приходил сюда, на этот перекресток всех сновидений в поисках Пожирателей. Убедился, что они от меня прячутся. И тогда приворожил этого красавца…

– Что-что ты с ним сделал? – деревянным голосом спросил Шурф.

– Приворожил. Старинное колдовство с голубыми бабочками подходит не только для людей, а вообще для всего на свете. В том числе и для снов. Я решил: чем он не сон? И попробовал. И все получилось, как видишь. По крайней мере, Пожиратель сразу пришел.

– Ты все-таки псих. Чокнутый безумный придурок.

Мой друг сказал это без гнева и осуждения, просто констатируя факт. Я был с ним совершенно согласен. Именно такой я и есть. Причем это – моя сильная сторона.

Но вообще отлично получилось, что он был настолько недоволен моим поведением. Меня это не то чтобы всерьез огорчало, но, скажем так, держало в тонусе: все-таки сэр Шурф Лонли-Локли довольно непредсказуемый человек, особенно когда ему настолько хреново. Еще неизвестно, кто тут сейчас самое опасное существо – он или Пожиратель. Ясно только, что точно не я. Эта адская смесь сострадания и опасности помогала мне не слишком глубоко погружаться в обволакивающую, ласковую, влюбленную в меня тьму.

– Самое главное, не просыпайся, – попросил я. – И не буди меня. А то придется все начинать сначала.

Шурф так на меня посмотрел, что я понял: ни о каком «начинать сначала» речи быть не может. Впрочем, пусть смотрит как хочет. Главное, что не проснулся. Мы оба пока здесь.

– Смысл этой безумной затеи в том, что сейчас Пожиратель с радостью выполнит любой мой приказ, – сказал я. – Это такое подлое заклятие, заставляет влюбленных слушаться; я потом тебе подробно объясню, если захочешь. Важно, что я могу отдать любое распоряжение, и оно будет исполнено. Собственно, я позвал тебя для того, чтобы это было твое распоряжение. Потому что, во-первых, ты умный, лучше придумаешь и сформулируешь. А во-вторых, ты очень хотел расправиться с Пожирателями, а я – не особо. Ну вот, расправляйся. Будем считать, я – просто твой заколдованный меч.

Шурф мгновенно переоценил ситуацию. Вот что значит опытный угуландский колдун. Я бы на его месте небось еще целый час трагически завывал, что меня против воли втянули в ужасную историю, не предупредив о последствиях, и только потом начал бы думать о деле. А его взгляд сразу же прояснился. И даже интересная мертвецкая бледность куда-то подевалась.

– Ладно, – сказал он. – Тогда скажи это твари, чтобы она сама сожрала всех своих сородичей. Друг для друга они наверняка гораздо более съедобны, чем для людей.

– Гениально. До этого я бы сам за сто лет не додумался.

– Зато за триста наверняка бы додумался. А я примерно столько уже живу, – утешил меня Шурф. И добавил: – Только давай быстрей. Близость этого существа совершенно невыносима. Хуже моих Мертвых Магистров, честное слово, хотя не причиняет мне физических мук. Я чудом до сих пор не проснулся. И только потому, что совсем не уверен, что сумею сразу же разбудить, забрать отсюда тебя.

Последние его слова я уже не столько услышал, сколько угадал – так ласково укачивали, так далеко уносили меня тяжелые, сладкие волны. Усилием воли я вытащил себя на поверхность. Сказал, уставившись на экран, где по-прежнему демонстрировались соблазнительные изгибы великолепного пернатого змея, окутавшего нас своей невыносимой сияющей тьмой:

– Я тобой недоволен. В тебе слишком мало небытия, тьмы и силы, я хочу больше, гораздо больше. Отправляйся, съешь остальных таких же, как ты, поглоти их всех до единого, насыться их тьмой, а потом возвращайся ко мне, но не во сне, наяву. Нынче ночью буду ждать тебя на крыше Мохнатого Дома, где мы впервые встретились. Но смотри, не вздумай обманывать. Если не сожрешь всех своих сородичей, я не буду тебя любить.

Пернатый змей, пляшущий на киноэкране, замер. Ластившиеся ко мне темные волны отступили, и я остался один во Вселенной. Ощущение одиночества оказалось очень мучительным, но хвала Магистрам, коротким. А потом я понял, что наваждение закончилось, только и всего.

Я проснулся от того, что меня изо всех сил тряс Шурф. Обычно такая неделикатность ему несвойственна. Но у всех бывают трудные дни, – вот о чем я сперва подумал. А потом, конечно, все вспомнил. И подскочил, озираясь по сторонам. Что это – явь или новое сновидение? И если второе, то кто меня трясет?