Филиппа Грегори - Буревестники [litres с оптимизированной обложкой]

Изольда искренне расстроилась:

– Нельзя портить себе репутацию, Ишрак. Тебе нельзя становиться распущенной женщиной, покрывать себя позором.

– Никто меня позором не покроет, – гордо парировала Ишрак. – Именно я буду выбирать свой собственный путь – и решать, кого мне любить, а кому любить меня.

– Когда мы стояли в церкви перед Лукой и нас обвиняли в колдовстве, мы сказали всем, что мы – женщины с добрым именем! – воскликнула Изольда. – Поэтому мы и спаслись от расправы, Ишрак! Люди поняли, что мы не побежали на лесное озеро за парнями: они поверили, что мы порядочные дамы и нас не в чем упрекнуть. А если будешь столь легкомысленной, ты рискуешь всем. Ты совершаешь ошибку, Ишрак.

– В церкви мы спаслись исключительно благодаря словам паренька с конюшни – он-то как раз и сказал, что мы мылись и плескались в озере! – возразила Ишрак. – То, что ты – благородная особа из замка Лукретили, может, и впечатлит наивных простолюдинов, но в итоге ничего не означает. Если бы мальчишка не доказал, что мы ушли за городские ворота засветло и просто купались, нас бы сожгли на костре. И местным жителям было бы наплевать, сохранили ли мы девственность или нет! Нам надо самим пробивать себе дорогу: никто не расчистит нам путь лишь потому, что мы стараемся вести себя так, как подобает высокородным дамам.

– Тогда ты перестанешь быть надежной спутницей для меня, да и Лука придет в ужас! – бушевала Изольда. – Лука не захочет путешествовать с девицей, которая лишилась честного имени. Он не пожелает, чтобы ты находилась рядом с ним, если сочтет тебя обесчещенной. Он отправил бы тебя прочь, если бы узнал, что ты целовала его слугу!

– Неправда. Лука отлично знает, каково это – желать, чтобы тебя обняли. Он и сам не прочь почувствовать любящую поддержку. Когда он горевал на пристани, я прижимала его к себе.

– Что?! – выдохнула потрясенная Изольда.

– Я обняла его из жалости, когда он плакал, и меня не стыдили. Лука не счел меня обесчещенной. И я не видела ничего позорного в том, что он меня поцеловал.

Изольда ахнула:

– Что ты говоришь?

– Он не ужаснулся и не посчитал меня опозоренной.

– Он поцеловал тебя в губы? – взвизгнула Изольда.

– Нет! Ничего подобного! Как ты могла такое подумать? Он поцеловал меня легко, по-братски – в лоб.

– В лоб? – переспросила Изольда.

Ишрак начала раздражаться:

– А как это бывает, по-твоему? Он обхватил мое лицо ладонями и чмокнул меня в лоб – чуть ли не в капюшон. Честно говоря, я почти ничего не почувствовала из-за плотной ткани.

– Лгунья! Если бы он действительно пришелся на капюшон – вот тогда бы ты ничего не почувствовала! Отвечай, Лука целовал капюшон или твой лоб?

– А тебе какая разница?

– Лоб? – повторила Изольда.

– А разве это важно? Лука явно влюблен в тебя. Я обняла его, как сестра, прижимала к себе, пока он горевал о своем друге. Потом мы пошли к постоялому двору, и он опять поцеловал меня с нежностью: ведь мы оба тосковали по Фрейзе.

– Не так уж сильно ты сокрушалась по Фрейзе, если миловалась с другим мужчиной!

Ишрак изумленно вытаращила глаза, а затем сердито вскочила и задвинула табуретку под кровать.

– Что на тебя вдруг нашло? – грубовато спросила она. – Верещишь, как подколотый поросенок.

– Ты меня возмутила!

Голос у Изольды дрожал, как будто она собиралась расплакаться.

– И чем же? Тем, что обнимала юношу, который был в отчаянии? Или тем, что поцеловала парня, которого мы все считали погибшим?

– А он!.. Как он мог? Как мы поедем с ними… и вообще куда-то поедем – если ты и дальше будешь такой? Как ты сможешь завтра на них смотреть – ты, которая целовала не одного, а их обоих?

Ишрак едва не расхохоталась, но, взглянула на расстроенную Изольду и посерьезнела. Даже в неровном свете свечи было видно, что на бледных щеках девушки блестят слезы.

– Да ты плачешь! Изольда, это смешно. Что с тобой? Почему ты расстроилась?

– Мне невыносимо знать, что он тебя целовал! – вырвалось у Изольды. – Мне ненавистна эта мысль. Как ты смогла такое допустить! Я тебя ненавижу!

В комнате мгновенно воцарилась тишина. Девушки ошеломленно уставились друг на друга.

– То есть дело не во мне, не во Фрейзе и не в моей чести – а в Луке!

Изольда с размаху уселась на кровать, уткнувшись лицом в ладони, и кивнула.

– Значит, ты в него влюбилась, – констатировала Ишрак. – Понятно.

– Нет! Нет! Разве такое может быть?

– Ты злишься, что я его обнимала, а он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал меня в лоб.

– Замолчи! – яростно набросилась Изольда на подругу. – Не хочу больше ничего слышать. Не хочу о таком думать. Не хочу себе представлять вас обоих! Мне жаль, что ты его поцеловала, а если ты сделаешь это снова – или если хотя бы подумаешь о том, чтобы его обнять, – нам придется расстаться. Я не смогу оставаться с тобой, если ты решишь стать…

– Кем же? – ледяным тоном осведомилась Ишрак.

– Потаскухой! – рявкнула Изольда.

Ишрак онемела. Она молча разделась, легла в кровать, натянула одеяло до подбородка и отвернулась от Изольды.

– Будь ты мужчиной, я бы ударила тебя за то, что ты назвала меня потаскухой, – сообщила она побеленной стене. – Но теперь я вижу, что ты обычная глупая ревнивая девчонка, которая боится, что у нее отнимут парня, который ей приглянулся.

Изольда ахнула, но отрицать ничего не смогла. Она сидела на краю кровати, уткнувшись лицом в ладони, и не шевелилась.

– Глупая девица, – горько добавила Ишрак. – Она и впрямь потеряла честь, подумав о подруге такое и сильно оскорбив ее. Ты глубоко ошибаешься. Я бы не стала отнимать у тебя мужчину, которого ты любишь, даже если предположить, что он сам был на все готов. Между прочим, я еще не забыла, что мы любим друг друга как кровные сестры – и наша любовь должна быть важнее того, что мы могли бы испытывать к какому-то мужчине. К случайному мужчине, – повторила Ишрак с нажимом. – Ты познакомилась с ним всего месяц назад. Имей в виду, что он обещан монастырю и монашескому ордену – и не имеет права никого никогда целовать. Подозреваю, что Луке, вероятно, нет дела до нас обеих. Но ты поставила свои глупые девичьи чувства выше нашей дружбы! И ты обвиняешь меня в бесчестии – а вдобавок мерзко меня обзываешь! Значит, теперь ты мне не сестра, Изольда, хоть я всю жизнь и любила тебя как родную. При первом же появлении привлекательного юноши ты превратилась в соперницу. В девчонку, которая потеряла голову! Ты не годишься мне в сестры и не достойна моей любви, – заключила она глухим голосом.

Ишрак услышала рыдание у себя за спиной, но не повернулась к Изольде.

– Поэтому именно ты себя и обесчестила! – с жаром продолжила Ишрак. – Ведь ты влюбилась в мужчину, который несвободен и не обращался к твоим родным, чтобы попросить твоей руки и жениться. Какая же ты дура!