Даррен Шэн - Город Змей

Уличная публика растревожена. Хотя город и стабилизировался с тех пор, как Тассо возглавил власть во Дворце — за последние двадцать четыре часа это стало широко известно, — ветераны знают, что это затишье временное. Бочонок уже запалили, и он должен взорваться, а те, кто живет или работает на улицах, получат главный удар взрывной волны. Я требую от них, чтобы они собирали слухи о Капаке Райми и искали женщину, изображенную на фото, но большинство слишком озабочено своим собственным благополучием, чтобы сосредотачиваться на чем-то еще. Я вряд ли могу на них рассчитывать.

Четверг проходит. Пятница. Много путешествий в обличье Эла Джири и Паукара Вами — по дневным и ночным мирам. Я никогда не ограничивался восточной частью города, но здесь я более могуществен и чувствую некоторую тревогу и нежелание распространять свою власть дальше, чтобы не захватить чересчур много территории. Вами знают и боятся во всех частях города, но больше всего уважают на востоке. Я должен быть осторожен. Вежлив. Действовать не только угрозами, но и подкупом. Испрашивать разрешения у главарей более влиятельных банд работать на их территории. Картина была бы совсем иной, если бы я просто выслеживал добычу. Я мог бы приблизиться, нанести удар и исчезнуть. Но эти поиски могут затянуться на много недель. Требуется определенная степень дипломатичности.

Между делом я изучаю лица стариков на улицах и в окнах домов. Мои глаза внимательно вглядываются в тех, кто имеет хотя бы отдаленное сходство с Биллом Кейси. У меня нет времени фиксировать сознание на Билле, я должен сконцентрироваться на Райми. Но я не могу заставить себя прекратить его поиски. Я задаю осторожные вопросы. Если он прячется в городе, кто-то еще, кроме Райми и Тассо, должен знать о его местонахождении. Если я сам найду этого экс-копа, тогда у них все сорвется. Тассо — да кто угодно — сможет поиметь меня, когда я расправлюсь с Биллом.

Но никто его не видел. Те, кто его знал, считают его мертвым. Я сею в их душах семена сомнения — говорю, что слышал толки о том, что он жив, и жду, когда они прорастут.

Между тем я продолжаю разыскивать пропавшего хозяина Тассо, прочесывая улицы, предлагая взятки, прислушиваясь к глухим шепотам города в надежде, что они расскажут мне, где находится Райми.

Суббота. Я рано выхожу из дома, намереваясь отправиться на байке в стиле Эла Джири. Насвистывая, я торопливо сбегаю по лестнице и киваю равнодушно глядящему на меня соседу с первого этажа. Меня никогда не видели здесь в обличье Паукара Вами, поскольку я всегда выхожу через пожарный выход в боковой переулок. Здесь никто не знает о моей двойной жизни. А если и знает — видел, как я выскальзываю из окна своей комнаты темными, но ясными ночами, и сделал свои выводы, — то держит это при себе, потому что понимает — скрестить копья с Паукаром Вами означает заглянуть в глаза смерти.

Оседлав свой байк, я еду навестить Фабио, своего старинного осведомителя, который знает о всяких подозрительных делах, творящихся в городе, больше, чем кто-либо другой.

Из старого сводника уже давно сыплется песок. Если ему верить, то в этом году он отпраздновал свой сто тринадцатый день рождения. Даже если он и привирает — а Фабио не из тех, кто строго придерживается фактов, — он недалек от этой знаменательной даты. Он находится в таком состоянии столько, сколько я его помню. Во времена, предшествовавшие Кардиналу, он был большой шишкой. Когда Дорак устранил его из бизнеса, он занялся сутенерством и с тех пор содержал группу женщин, хотя в действительности последние несколько лет наиболее преданные из его леди сами содержали Фабио, поскольку силы и зрение его постоянно ослабевали, хотя слух остался таким же острым, как и раньше.

Жилище Фабио выглядит не более запущенным, чем тридцать лет назад, и его любимое кресло-качалка все еще занимает почетное место на ветхой веранде, хотя теперь он им редко пользуется, поскольку даже перемещение из спальни к этому креслу для него теперь — мучительная процедура. На веранде я вижу двух тинейджеров — мальчика и девочку, тихо беседующих друг с другом. Я кашляю, чтобы сообщить им о своем присутствии. Мальчик мгновенно поднимает глаза, узнает меня и улыбается:

— Привет, Эл.

— Как зовут твою девушку, Дрейк?

— Я — Лиди, — отвечает она, — и я не девушка этого придурка.

— Их здесь двое, — ухмыляется Дрейк.

— Заткнись! — бросает она.

Я подавляю смех и спрашиваю, дома ли Фабио.

— He-а, пошел кататься на роликах, — фыркает Дрейк, потом виновато смотрит на меня: — Не подумай, что я плохо к нему отношусь. Конечно, он дома. Мама за ним ухаживает.

Фло всегда была добра к Фабио. Хотя она до сих пор, вероятно, работает на него, она уже давно заработала себе на старость. Она и еще две женщины ухаживают за больным стариком, кормят его, моют и содержат дом в чистоте. Они искренне жалеют его — Фабио всегда хорошо обращался со своими женщинами, но слухи о том, что у него припрятаны где-то неплохие денежки, тоже, безусловно, играют не последнюю роль.

Фло на кухне занимается стиркой. Она широко улыбается и крепко обнимает меня:

— Рада видеть тебя, Эл. Фабио только вчера спрашивал о тебе. Он будет рад, что ты пришел.

— Как он?

— Не лучше и не хуже. — Она пожимает плечами. — Пожалуй, чуточку сдал. На прошлой неделе у него пропал голос — ничего не мог сказать несколько дней, но потом снова разговорился. Доктор не понимает, почему он еще жив, — говорит, что его давно уже должны были закопать, но Фабио только смеется и твердит, что уйдет, только когда сам захочет, ни минутой раньше. Чай или кофе?

— Он пьет пиво?

— Ему не положено, но он все равно это делает.

— Тогда мы с ним выпьем пива.

Фло приносит пару бутылок. Милая женщина. И Дрейк хороший парень. Я его выручил из затруднительного положения несколько лет назад. Его зверски жестокий отец избил его и ушел из дому. Мои целительские способности тогда пригодились. Я проник в голову Дрейка и вылечил его от ночных кошмаров. Он никогда не вспоминал об этом. В прошлом году его отца выпустили из тюрьмы, и он начал совать нос в дела Фло и Дрейка. Я его просто предупредил — со всеми своими недостатками, он все же отец Дрейка, и мальчик вряд ли хотел видеть его раненным или побитым. Я доходчиво объяснил ему, что случится, если он не уберется отсюда первым же поездом.

Фабио неподвижно лежит на спине, глаза закрыты, дыхание прерывистое. Он выглядит на все свои сто с лишним лет. Скулы обтянуты кожей, тощий, как скелет, трясущиеся руки покоятся на одеяле.

— Не надо его будить, если он спит, — шепчу я Фло.

— Слишком поздно, — каркает Фабио. Он поднимает голову — мускулы шеи жутко напряжены и дрожат — и с трудом улыбается. — Я видел очень милый сон — как будто я в гареме у шейха и у меня еще стоит, — но вы его прервали. Садись и наври мне что-нибудь, пока я снова не заснул.