Владислав Русанов - Алмаз Дингаана

Фитц-Рои?

Пастер не верит, что кто-то из них вервольф. А основания? Слово офицера, данное лейтенантом? Почему они тогда ретировались, едва услышав содержание записки Охотника? А если предположить, что Роберт Фитц-Рой — оборотень? А его жена боится стать вдовой. Отсюда недомогание, уход из кают-компании. Эту версию стоит проработать.

Капитан О'Найл?

В момент убийства Бейлса стоял на вахте. Отлучиться и прирезать стюарда он, конечно, мог. Но отлучиться, превратиться в волка, загрызть, а потом превратиться обратно, пожалуй, нет. Значит, капитан — не оборотень. Но, быть может, он Седой Охотник? Тогда он вдобавок и великолепный актер. Так искренне возмущаться покалеченным столом, ударом по безупречной репутации судоводителя… Причем, ранее актерского таланта за О'Найлом не наблюдалось. Вывод: капитан чист. И первое, и второе обвинение к нему неприменимы.

Хэмп и Вудс?

Ни один из них не оборотень — это ясно. Алиби неопровержимо. А как насчет охотника? Перед обедом Вудс находился в курительной. Вместе с полковником, лейтенантом и его женой. Харрисон знал это совершенно точно, поскольку присутствовал там же, выполняя свой замысел по наблюдению за пассажирами. Следовательно, приколоть записку он не мог. А Хэмп? Перед самым обедом сменил с вахты капитана. Оставить послание мог. А быть безжалостным убийцей-охотником? Не очень-то похоже. Слишком стар. Не дряхлый старец, ясное дело, но и не в том возрасте, чтобы чувствовать силы справиться с мощным, подвижным и смертельно опасным хищником.

Молодой человек расчертил лист вертикально на две колонки. Левую подписал — «ОБОРОТЕНЬ», правую — «ОХОТНИК». Тщательно взвешивая все «за» и «против» вписал результаты логических вычислений.

Слева получилось:

1. Керриган и семья.

2. Фитц-Рой и жена.

Справа:

1. Шотбоу.

2. Хэпм.

Подумал и дописал в обе колонки О'Найла.

Еще подумал и вычеркнул.

Опять задумался.

Плеск волн в обшивку судна оторвал его от раздумий.

Харрисон подошел и отворил иллюминатор, чтобы глотнуть толику свежего воздуха. Подниматься на палубу в одиночку как-то не хотелось. Даже несмотря на оттягивающий полу пиджака револьвер.

Яркий свет луны играл и бликовал в мельтешении низких волн. Атлантика штилевала. «Откуда взяться морской болезни?» — снова припомнилась отговорка Фитц-Роя. Следующая мысль: «А мы так и не поглядели — полная ли Луна?» К сожалению, ночная хозяйка светила в противоположный борт, но обилие сияющих лучей давало повод предположить если не полнолуние, то близость фазы к нему.

Вдруг Эзра похолодел.

Над четко очерченной тенью фальшборта возник черный силуэт остроухой головы. Зверь, стоя на задних лапах, любовался морским пейзажем. Волк или немецкая овчарка? Впрочем, какая овчарка на пароходе? Конечно же волк. Оборотень не только не испугался предупреждения, но, кажется, поднял брошенную Седым Охотником перчатку, принимая бой.

Десятый день путешествия омрачился сразу двумя весьма неприятными событиями.

Во-первых, ветер южный сменился на северо-восточный и усилился до шести баллов по шкале Бофорта, заставляя волны натужно ударять «Суламифь» в правую скулу. Конечно, еще не шторм, но удовольствия от еды почти никто не получил. Застилавшая теперь стол белая скатерть к концу завтрака вся покрылась размытыми пятнами, как шкура снежного барса.

Во-вторых, супружеская пара Фитц-Роев, вернувшись в каюту из курительной, обнаружила следы полнейшего и беспощадного разгрома. Миссис Фитц-Рой не замедлила упасть в обморок, а побледневший до полутрупного состояния лейтенант бездумно принимал, стоя в коридоре, извинения капитана.

Поскольку Пастера несчастье молодых британцев не заинтересовало и он заперся у себя, Харрисон рискнул в одиночку попытаться поискать следы преступления в изуродованной каюте. Он их нашел, даже с избытком. Вспоротые саквояжи, изувеченные предметы гардероба, сломанная мебель. Но только на кого возложить вину за содеянное Эзра не знал.

— Кто бы это ни сделал, старался не шуметь. Видите, орудовали в основном ножом. Мебель не били об пол, — пробормотал Хэмп — первый помощник — и круто развернулся. — Не знаю как вы, молодой человек, а я собираюсь остаток дня провести в компании с бутылкой бренди. Не нравится мне все это.

— Простите, кажется, я не вполне понял… — промямлил Эзра.

— А что тут не понять? — вскинул косматые седые брови, оглядываясь через плечо, старый моряк. — В лучшем случае — уполовиню. В худшем — приговорю совсем… И вам советую.

Под укоризненным взглядом потерявшего на время дар речи О'Найла он прошел к своей каюте. Щелкнул замок запираемой двери.

— А ведь он не так уж и неправ, — заметил Шотбоу. — До встречи.

Капитан, сжимая кулаки, проклинал неудачный рейс, оборотней, охотников, погоду, компанию, политику премьера и прочее, прочее, прочее…

— Вряд ли я чем-то смогу существенно помочь вам, мистер Фитц-Рой, — обратился Харрисон к лейтенанту. — Но хотя бы самую малость… Почему бы вам не перебраться с супругой в мою каюту? Пока приводят в порядок вашу, я мог бы переночевать и в курительной, в кресле.

— Спасибо, мистер Харрисон, — просветлел военный, но тут вмешался капитан:

— И думать не смейте. Вы переберетесь в каюту помощника Вудса. Причем, до конца рейса. Надеюсь, вы не останетесь в претензии.

Лейтенант сдержанно поблагодарил, а Харрисон вновь вернулся к логическим построениям и выкладкам.

Что могло означать новое событие? Чей изощренный разум выносил и воплотил его? Кому выгоден погром у Фитц-Роев? Оборотню или охотнику?

Из-за переборки доносился негромкий шум — это лейтенант с супругой обустраивались на новом месте. Их каюта теперь располагалась точнехонько между каютами Харрисона и Шотбоу. Спроста ли?

За обедом пассажиры и судоводители собрались в изрядно поредевшем составе. Второй помощник отсутствовал по уважительной причине — вахта. На вопрос о Хэмпе капитан махнул рукой: «Пьет!» Миссис Фитц-Рой, по словам лейтенанта, слегла в постель от пережитого. Зеленый от морской болезни полковник бросал взгляды исподлобья на сохранявших бодрость мужчин. Его семья лежала вповалку, пообещав пропустить еще и завтрашний обед с чаем вместе.

«Кто же из них оборотень? — лихорадочно перебирал варианты Харрисон. — Кто охотник? Чьи руки, если можно так выразиться о звере, обагрены кровью вора-стюарда? Кто замышляет убить, сообразуясь со своими понятиями о справедливости? Кто? Керриган? Шотбоу? Фитц-Рой? О'Найл? Хэпм? Вудс? Почему устранился от расследования Пастер?» Молодой человек чувствовал, что начинает сходить с ума. Еще немного, и он сам признается в убийстве. Просто так. Чтобы безызвестность ушла в прошлое, как страшный сон. Или обвинит первого попавшегося. Того же этнографа, к примеру, или, как там его, Нгону?