Иван Цацулин - Атомная крепость. Роман

- Н-да… - в задумчивости распушил он бороду. - Оказывается, довольно глубоко.

Первым в колодец спустился на веревке сержант Глыбин. За ним - Камзолов, потом Русаков, Женя… Подземным коридором попали в большой куполообразный зал. Черные каменные стены мрачно смотрели на пришельцев. Женя вскрикнула - у стены она увидела скелет.

Один из подземных ходов привел их в грот, здесь стоял сумеречный свет, проникающий сверху, через отверстие. Проценко направился дальше и вскоре очутился в другом гроте. Тут было темно. Тишину нарушал лишь стеклянный звон невидимых струй воды, падающих откуда-то сверху. Дальше вел узкий коридорчик, идти становилось все труднее.

Сержант Глыбин первым выбрался из узкого отверстия спустился по скале и остановился на выступе, повисшем над пропастью. Один за другим подтянулись остальные и зажгли факелы: перед ними зиял колоссальный подземный провал.

- Ну, теперь моя очередь, - и Лучинин первым начал спускаться по веревке.

Русакову показалось, что Камзолов и его спутники чем-то обеспокоены.

Пещера, в которую спустились, оказалась не менее шестидесяти метров в длину. От нее во все стороны уходили каменные тупики со следами рудничной крепи и со скелетами когда-то погибших здесь людей. И Русакова, и Проценко скелеты интересовали значительно менее, чем следы пребывания в этом подземном лабиринте живых людей, и, в частности, тех, следы которых были обнаружены в долине, у самого лагеря.

Длинным ходом Ясный и его друзья направились на восток, миновали ряд небольших гротов. Но вот ход разделился - геологи пошли по тому, который заметно поднимался. Вдали засерело, как будто забрезжил рассвет. И вдруг совершенно неожиданно высоко-высоко люди увидели узкую, как лезвие ножа, полоску неба - над провалом в земле навис край ледника. Сверху пахнуло пронзительным холодом.

- Что такое?! - бормотал Ясный, протирая глаза.

Русаков увидел, как профессор, подняв факел над головой, внимательно рассматривал стену пещеры. Там примерно на расстоянии двух метров от земли тушью было написано какое-то четверостишие. Профессор еще и еще раз перечитывал текст. Наконец он устало опустился на камень. Русаков слышал, как Ясный сквозь стиснутые зубы прошептал:

- Опять Краус!…

- В чем дело? - спросил Камзолов.

- Какие-то вирши, понять не могу, кто и когда их написал, - ответил спокойно профессор.

Проводники инженера не проявили ни малейшего любопытства к надписи на стене.

- По-английски, - заметила Женя.

Русаков не очень хорошо владел английским языком, но все же он разобрал - речь шла «о хладе и смраде», о каком-то «смертельном яде земли, убивающем все живое». Четверостишие оставляло впечатление цитаты.

- Пошли! - И Проценко тронулся дальше. Он казался весьма озабоченным - прогулка под землей не ответила на его вопросы: откуда и зачем пришли те люди, следы которых он видел в долине, можно ли быть уверенным, что в этом подземном лабиринте нет сейчас чужих людей?

Они выбрались на поверхность через «окно» одного из гротов в верхней части пещеры, усталые вернулись в лагерь.

В палатке Жени, у рации, сидели Русаков и Проценко, читали шифровки, полученные по радио от Бондаренко и из штаба погранотряда. В эту ночь капитан Русаков снова не уснул: со слов полковника Соколова он кое-что знал о Краусе и теперь пытался разгадать связь между пребыванием в этих местах гитлеровского ученого-атомщика в 1938 году, - дату на стене он хорошо рассмотрел - и появлением здесь же экспедиции Ясного и Лучинина теперь.

Ясный поднялся рано и, как обычно, вместе с Русаковым отправился к ручью умываться.

- Александр Иванович, почему вы думаете, что это был Краус? - прямо спросил Русаков.

Ученый усмехнулся: «родственник Харламова» был весьма осведомленным молодым человеком.

- Вы видели эти завитушки «Г.Ф.К.»? Это он, я знаю его манеру расписываться. Но это не все… Когда мы вместе работали в лаборатории фон Грозова, я много раз слышал, как он читал это четверостишие о «яде земли, убивающем все живое». По его словам, это из «Поэмы на пальмовых листьях», какого-то древнего поэта. Ну, а «хлад», «небесная твердь, закрытая бронею льда», вы ее сами видели и чувствовали, не так ли?

Русаков, зачерпнувший пригоршню свежей воды, стремительно выпрямился:

- Следовательно?

- Следовательно, древний автор поэмы написал свое произведение, побывав, в частности, там, где недавно стояли мы с вами. Следовательно, гитлеровец Краус пришел потом по его стопам и, очутившись как раз под «бронею льда», не удержался и от радости написал на стене то, что и привело его сюда.

- Но в чем все-таки дело?

- Видите ли, Сергей, некоторые немецкие ученые во главе с знаменитым Гумбольдтом ошибочно утверждали, что в Небесных горах имеются вулканы. Свою гипотезу они основывали на том общеизвестном факте, что в зоне Тянь-Шаня часты разрушительные землетрясения. Причины же как того, так и другого - деятельность атомной энергии в недрах нашей планеты. Вывод ясен: стало быть, именно в районе Тянь-Шаня и по обе стороны Небесных гор должно залегать колоссальное количество радиоактивных элементов. Кое-какие наблюдения иностранных, в частности английских и американских, ученых, побывавших в Синцзяне и Тибете, как будто подтверждали такое предположение, начали распространяться всевозможные слухи о наличии сильной атомной радиации в ряде мест, об убийственном влиянии исходящего из земли радиоактивного излучения на человека и вообще на все живое: «смертельный яд земли». Краус очень интересовался этим вопросом, и когда в его руки каким-то образом попала «Поэма на пальмовых листьях», он заучил ее назубок. Только вчера, там, в пещере, я понял, что его привлекала к себе не поэзия… Теперь мне понятно, какими соображениями он руководствовался, упорно работая над пробуждением цепной реакции в уране, не очищенном от примесей: ведь в недрах земли нет завода по рассортировке металлов, и все же там происходит выделение колоссального количества атомной энергии…

- Та-ак… - мысль Русакова лихорадочно работала. Не успели они вернуться к лагерю, как навстречу им показались Камзолов и его проводник, тот, что был помоложе. По растерянному выражению лица инженера Русаков понял, что произошла какая-то неприятность.

- Исчез Муса, - сообщил Камзолов.

- Не случилось ли с ним несчастья? Может, он попал в трещину? - сказал Ясный. - Надо организовать поиски.

Камзолов устало махнул рукой:

- Ну что вы! Муса просто удрал от нас ночью, сбежал, как вор, и это наводит меня на размышления - почему ему понадобилось бежать от нас? Вы ничего не замечали за ним?

- Нет. А вот что он, опытный проводник, оставил нас здесь одних, это скверно. Завел сюда и бросил.