Никита Калинин - Под сенью исполинов

В проёме виднелся отсек-близнец того, в котором находились в данный момент космопроходцы. С той лишь разницей, что прямо посреди него на полу лежал труп. Едва ли это был живой человек — сомнений не оставлял табурет, всеми четырьмя ножками воткнутый в грудь.

Павлов продолжил резать. Для создания проёма под человека потребовалось не более пяти минут. Первыми в проёме скрылись Нечаев, Иванов и Бёрд: все вооружены и предельно собраны. Следом туда же юркнул озирающийся по сторонам Ганич.

Это был крепкий, наголо выбритый мужчина. Очевидно, что без боя он не сдался — кулаки и перекошенное лицо покрывали многочисленные ссадины, а одежда кое-где была порвана. Одна из ножек табурета не преодолела преграды в виде человеческого ребра и загнулась. Как и шесть предыдущих, труп мужчины не имел ни малейших признаков разложения.

Роман шёл впереди, выставив уже полюбившийся гордеев перед собой. Чуть позади сбоку беззвучно ступал Иван, слившийся с излучателем в одно целое. Хотелось верить, что парень умеет обращаться с такого рода оружием, тем паче — в помещении со своей атмосферой. Протоволны ведь не пули. Им всё равно из чего состоит преграда.

Неожиданно внимание командира коротким «Пс!» привлёк Бёрд. Они как раз проходили мимо лаборатории. Надвижные щиты закрывали её витражи только на три четверти, словно кто-то хотел поднять их, но не успел. Майкл заглядывал в оставшийся проём, подзывая Романа.

Лаборатория была ярко освещена. Сразу три тела увидел Роман. Одно лежало на столешнице с полтора десятком всевозможных штифтов, предназначенных для жёсткой фиксации аппаратуры. Центрифуги, например, или вибростола. Второе тело валялось в неестественной позе на полу неподалёку. Складывалось впечатление, что у него отсутствовали все кости — настолько оно было вывернуто и смято. Третий же труп висел в самодельной петле, привязанной к техническому крюку в потолке. Под ним, правда, не имелось ни табурета, ни какой-либо ещё подставки, с которой человек мог бы взобраться в петлю самостоятельно.

— Говнюк… — прохрипел тихо Нечаев. — Третий выиграл…

— Что?.. — не расслышав, переспросил Бёрд. Роман криво усмехнулся и поморщился, отмахнувшись от американца.

Какое Майклу дело до его пари с Лёшкой Корстневым, сыном начлаба. Он и знать о них ничего не знал, а объяснять что-то…

Последний спор предложил Лёшка. В хмельном угаре, в сизой дымке, пронизанной струнно-духовой музыкой он не сразу показался неуместным. Тем паче, что первые два были заключены вот-вот, и третий как бы подразумевался сам по себе, для невозможности ничейного результата. Они и поспорили: живы колонисты Ясной или нет.

Нечаев шёл чётко к командному пункту, попутно то и дело отмечая очевидные следы борьбы. Кое-где попадались рваные звёздочки от пуль, судя по отверстиям — калибра, схожего с калибром пистолета в его собственной руке. Войдя в стену всего на несколько миллиметров, они будто бы обрастали чёрными маленькими щупальцами выплавленного ударом полиэпоксида.

Ему было плевать, что необследованным остаётся с десяток отсеков. Главное, чувствовал он, добраться до коммуникационного пульта. Роман прямо нутром чуял, что должен быть там. Жуткие своей невероятностью мысли о кукловоде-синтетике только подогревали это стремление.

Челнок. Нужно вызвать с орбиты челнок… И убираться нахрен!

Переборка в командный отсек выглядела нетронутой: ни ввязших в смолу пуль, ни бугристых швов, какие остаются после прохода протоволновой дуги, настроенной на сварку. Роман коснулся панели.

Большой настенный монитор для графиков и прочего двумерного изображения, встречавший их с порога, был включен, но находился в спящем режиме. Кресла пустовали. Пульт коммуникации выглядел целым.

Роман дотронулся до панели монитора, и тот откликнулся, сначала просто посветлев, а чуть позже и полностью включившись. Долго же он ждал…

— Боже… — выдохнул где-то за спиной Леонид Львович.

Видеозапись стояла на паузе. Отчего-то вид был сверху, как с камеры наблюдения под потолком, коих сроду не было ни на челноках, ни в модулях. За круглым столом сидели шестеро. Точнее, лежали: будто бы разом уснув, люди пороняли головы на руки, а кто-то и прямо на стол. Около каждого находилась кружка, видимо, они пили витаминный сублимат.

А ещё, рядом стоял полковник Иконников. Не узнать его было невозможно, слишком яркой личностью он был, слишком много после себя оставил. Все безопасники-космопроходцы знали это лицо.

Иконников держал в руке пистолет гордеева. Роман нажал на значок пуска.

Один за одним раздавались шесть выстрелов. Мерно, ровно в такт, в так называемую «тридцаточку». Пристрелив каждого, Иконников посмотрел в сторону соединительной переборки, постоял и пошёл прочь, к ангарному отсеку, где хранились скафандры.

Нетрудно было предвидеть, что «Герольд», прибывший к орбите Ясной первым и которому принадлежали модули, ныне кружил в космосе пустым. Логика нехитра: зачем руководству ЦУПа сотрудничать с господинами, прибегать к использованию от нас же вывезенного грузовика и его оборудования, если на поверхности Ясной имелись бы собственные квантовые маяки, оставшиеся незадействованными ещё со времён «прыжка» доктора Кислых? Верно, незачем. И Бёрда сюда бы не отправили, не окажись они прижаты к стенке отсутствием альтернативы. Пусть это были только его, Романа, личные мысли. Но уж очень они хорошо укладывались в происходящее.

ЭВМ отвечал на запрос космопроходцев по-неживому лаконично: отсутствует запрашиваемое. Нет, мол, ни челноков, ни модулей. Если требуется орбитальный транспорт — пожалуйста. Он так и остался неиспользованным. Только зачем людям самим попадать на космический грузовик? В живых всё одно не останешься, когда двигатель искривления прогнёт пространство. А доставлять неживой объект на Землю нужды не было. Во всяком случае, пока.

Дальнейшая разведка пробуксовывала — неожиданно сломался «Крот». Серьёзно, раз Павлов поспешил за помощью к Бурову. Безопасникам ничего не оставалось, как осмотреть доступные лабораторию и медблок. Естественно, начали с первого.

Сходу бросилось в глаза: убивали их по очереди. А ещё, складывалось впечатление, что убийца делал это, наслаждаясь предсмертной агонией. Как иначе объяснить его очевидную неспешность? Даже, казалось бы, «простое» повешенье, и то чётко подпадало под версию — предсмертные страдания, если шея не переломлена, зачастую долги и мучительны.

Отчего-то нигде не было видно дежурной камеры; обычно не то что в лаборатории, даже в жилых кубриках они имелись. Вспомнив ракурс съёмки убийства шестерых учёных, Роман оглядел углы. Так и есть: притаившись под решёткой вентиляционной шахты, за ними подглядывал стеклянный глаз.