Кэтрин Хоу - Книга таинств Деливеренс Дейн

Вспомнив, что перемены предстояли и у нее самой, Конни вернулась к столу. На нем лежала книга Деливеренс, открытая на «Способе избавления от припадков», рядом с ней исписанный блокнот Конни, разные травы, найденные в саду и в банках на кухне, а еще корень мандрагоры и бутылка, которую она принесла из больницы. Зажженная на случай ранних сумерек старинная масляная лампа дополняла картину. Конни подошла к очагу, где не без усилий — в камине почти не было тяги из-за скопившейся за многие годы сажи — ей удалось развести небольшой огонь. Наклонившись, она пошевелила угли длинной кочергой, и в кирпичные стенки камина полетели искры. Чугунный котел висел на крюке чуть поодаль от огня. Конни прислонила кочергу к стене и посмотрела на Арло, который неподвижно сидел под столом.

— Мне еще только остроконечной шляпы не хватает, — заметила она. Пес моргнул.

План был прост. Заклинание Сэму под подушку она уже положила. Теперь, согласно книге, надо провести небольшой обряд, который «вытянет злодея» — то есть причину недомогания, как поняла Конни, хотя в книге не давалось вразумительного объяснения — из человека, страдающего припадками. Ритуал избавит Сэма от болезни, а заклинание под подушкой не даст ей возвратиться. Конни была готова к боли, которую повлечет за собой выполнение обряда: с каждым разом, чем больше Конни экспериментировала — с цветами ли, с предметами ли, — боль становилась острее. Она положила руки на стол и закрыла глаза. Интересно, а Грейс испытывает боль, когда чистит ауры своих друзей в Санта-Фе? Надо будет спросить. Конни улыбнулась. Голос рассудка, вещавший из самых затаенных глубин ее существа, еще противился задуманному, но в последние недели он становился все тише и тише. Конни представила приветливое лицо Грейс, излучающее уверенность в том, что у Конни все получится, а потом вспомнила Сэма и открыла глаза.

— Ладно, — громко сказала она в пустую комнату и подтянула до локтя рукава свитера. Пробежав пальцем по странице, нашла нужное место в тексте и приступила. — «Если хочешь увериться, что Страдания Человека происходят от колдовства, — прочитала она вслух, — нацеди его собственную водицу в ведьмину бутыль, брось туда булавки или гвозди и нагрей на жарком огне».

В последние дни Конни много размышляла о природе самого слова «колдовство». Ведь значения слов в книге менялись с течением времени так же, как и заглавие — даже те, кто ею пользовался, называли ее по-разному. Сейчас «колдовство» понимается как магическое вмешательство. Но в те далекие времена, предшествующие появлению науки, люди еще не ощущали различия между совпадением и причинно-следственной связью. Конни стала подозревать, что «колдовство» могло иметь не столько собственно магическую, сколько просто неестественную, непонятную природу. Например, отравление в отличие от простуды, то есть что-то приписываемое скорее некоему внешнему источнику, нежели божественному провидению. Если проблема решалась магическим путем, это вовсе не означало, что у нее была магическая предпосылка.

Она взяла старинную бутыль, наполовину заполненную мочой Сэма, и вынула пробку. Внутри уже были две-три ржавых булавки, приставшие к стенкам. Туда же Конни кинула три новеньких серебряных гвоздика по восемь центов за штуку, купленных на неделе в строительном магазине в Марблхеде; раскрытую английскую булавку; швейную булавку с жемчужной головкой, о которую утром в ванной поранила ногу; иголку из улыбающейся куклы из кукурузных листьев с каминной полки; несколько скрепок, вытащенных из степлера в читальном зале Уайденеровской библиотеки; и мебельную кнопку, извлеченную из обивки скамьи, на которую упал Сэм. Каждый предмет, звякая о край бутылки, с шипением падал в жидкость, испуская еле заметный дымок. Заткнув бутыль пробкой, Конни некоторое время смотрела, как жидкость начинает бурлить и закипать, хотя бутыль стояла на столе, вдали от всех источников тепла.

Она снова подошла к очагу, разгребла угли кочергой и кинула в огонь несколько сосновых шишек, которые, шипя и потрескивая, сразу заполыхали, добавляя жару. В книге был дан целый список трав, которые предназначалось сжечь для «верного избавления». Всю неделю в саду и в лесу вокруг дома Конни старательно собирала травы, а потом вешала их сушиться на кухне. Первым она бросила в огонь сухой пучок тимьяна, а потом розмарин, ромашник, шалфей и мяту, испустивших голубоватый дымок, часть которого затянулась в трубу, а часть поползла по потолку столовой. Конни наслаждалась терпким запахом эфирных масел, исходящим от сгорающих трав. Следом она отправила хрупкий букетик дудника с высохшими кружевными цветками. Пламя поднялось и поглотило растения, и тень Конни прыгала и танцевала на полу у нее за спиной, а лицо освещалось оранжевыми всполохами.

Наконец в огонь полетела плимутская горечавка — почти нигде не встречающийся нежный розовый цветок. Конни нашла его, почти погибающего, на глинистом берегу небольшой лужи, именуемой прудом Джо Брауна — всего в нескольких минутах ходьбы от Милк-стрит. Подвядшие, но не засохшие цветки слегка поникли, когда она взяла их в руки. Как только они оказались в пламени, оно извергло из себя белый шар, который, пыхнув, взорвался. Конни на секунду застыла от удивления и заставила себя повернуться к манускрипту.

«Брось бутыль в огонь, а сама читай «Отче наш» и следом самое сильное Заклинание», — говорилось в книге.

— Ладно, — сказала она вслух, чтобы развеять страх. Только он никуда не делся.

— Ладно, — еще раз сказала она, дрожащей рукой беря бутыль и разглядывая ее на просвет на фоне окна. Жидкость бурлила и кипела, булавки и гвозди вертелись в сумасшедшем водовороте.

— Отче наш, — начала Конни. — Иже еси на небеси. Да святится имя Твое. — Читая молитву, она стала приближаться к очагу с бутылью в руке. — Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. — Языки пламени взвились кверху, обдавая жаром кирпичные стенки, а комната стала наполняться дымом. — Хлеб наш насущный даждь нам днесь, — продолжала она, зажмурившись от жара. — И остави нам долги наши, — она выбрала более старую формулировку, — яко же и мы оставляем должникам нашим. И не введи нас во искушение! — говорила она уже громче. Никогда раньше она не вслушивалась в слова, а теперь, когда в камине неистовствовало белое пламя, ей казалось, что нужно перекричать его шипение и треск. Она держала бутыль на вытянутой руке над огнем, обжигая пальцы, так что на коже стали вздуваться волдыри. — Но избави нас от лукавого! Яко твое есть царствие! И сила! — Пламя поднялось и жадно лизнуло дно бутыли. — И слава! Ныне и присно и во веки веков! Аминь!