Марджери Аллингем - Английский детектив. Лучшее

— Я это и имел в виду, сударыня.

— Спасибо, Дживс.

— Не за что, сударыня.

— Грандиозный план, согласен, Берти?

— Потрясающий план, — согласился я. — Только меня одно смущает: я пока что не лежу без чувств.

— Ну, это мы можем устроить. Я бы могла тебя слегка стукнуть по голове… Чем, Дживс?

— Молоток для гонга — самое очевидное решение, сударыня.

— Да, молотком для гонга. Ты и не почувствуешь.

— Я и не собираюсь ничего чувствовать.

— Ты выходишь из игры? Подумай хорошенько, Бертрам Вустер, подумай, чем это для тебя обернется. Ты лишишься стряпни Анатоля на месяцы, месяцы! Ты даже запаха не почувствуешь. Он будет подавать Sylphides a la creme d’Ecrivisses и Timbales de ris de veau Toulousiane, но тебя рядом не будет. Учти, это официальное предупреждение.

Я расправил плечи и вытянулся во весь рост.

— Мне не страшны ваши угрозы, тетя Далия, ибо… Как там, Дживс?

— Вы вооружены доблестью так крепко, сэр, что все они как легкий ветер мимо проносятся… [35] Уильям Шекспир. Юлий Цезарь, акт IV, сцена 3 (пер. М. Зенкевича).

— Вот-вот. Знаете, уважаемая тетушка, я много размышлял о стряпне Анатоля и пришел к заключению, что это — палка о двух концах. Конечно, его копчености — это райское наслаждение, но стоит ли это того, чтобы рисковать своим телом? Когда я в прошлый раз гостил у вас, я стал шире в талии на целый дюйм. Разлука с угощениями Анатоля пойдет мне только на пользу. Я не хочу довести себя до состояния дяди Джорджа.

Я имел в виду нынешнего лорда Яксли, видного завсегдатая клубов, который с каждым годом становится все более и более видным, особенно если смотреть сбоку.

— Так что, — продолжил я, — как это ни мучительно, я готов отказаться от упомянутых вами Timbales и, следовательно, отвечаю на ваше предложение стукнуть меня по голове решительным nolle prosequi. [36] Отказом (лат.) .

— Это твое последнее слово?

— Да, — отрезал я, поворачиваясь, и, как только я произнес это слово, что-то с огромной силой ударило меня сзади по голове, и я пал, как вековой дуб под топором лесоруба.

Помню, что, очнувшись, я увидел, что лежу в кровати, и услышал какое-то гудение. Когда туман рассеялся, оказалось, что это голос тети Далии.

— Берти, — говорила она, — я хочу, чтобы ты выслушал меня. У меня есть новость, услышав которую, ты запоешь от счастья.

— Боюсь, что пройдет немало времени, — ледяным голосом произнес я, — прежде чем я когда-нибудь запою. Моя голова…

— Да, безусловно, слегка пострадала, но не отвлекайся. Я хочу рассказать, чем все закончилось. Исчезновение картин списали на банду, возможно, международную, которая похитила Гейнсборо и Ромни. Фозергилл, как и предсказывал Дживс, теперь считает тебя героем и согласилась на публикацию своего романа в «Будуаре» на моих условиях. Ты был прав насчет синей птицы. Она и правда поет.

— Ага, в голове у меня тоже поет.

— Знаю. И, как ты говоришь, сердце кровью обливается. Но невозможно приготовить омлет, не разбив яиц.

— Сами придумали?

— Нет, Дживс. Он так шепнул, когда мы стояли над тобой.

— Дживс, значит, да? Что ж, я надеюсь, в будущем… А, Дживс, — сказал я, когда он вошел, неся на подносе нечто похожее на освежающий напиток.

— Сэр?

— Насчет яиц и омлета.

— Слушаю вас, сэр.

— Если вы найдете способ с этого дня исключить яйца и отказаться от омлета, я буду вам очень благодарен.

— Хорошо, сэр. Я запомню.

Дороти Ли Сэйерс родилась 13 июня 1893 года в Оксфорде в семье ректора соборной певческой школы при церкви Христа. Детство ее прошло на лоне болотистых равнин восточной Англии, прекрасно знакомых ее читателям по роману «Девять портных», и она стала одной из первых женщин, получивших ученую степень в Оксфорде. Дороти Ли Сэйерс редактировала журнал «Оксфорд поэтри» и работала сочинителем рекламных текстов, прежде чем написала свой первый детективный роман «Чье тело?» (1923), в котором читатель впервые встретился с сыщиком-любителем лордом Питером Уимзи. В 1924 году у нее родился внебрачный сын, а позже она вышла замуж за журналиста Освальда Атертона Флеминга. Она написала 11 романов, 44 рассказа, а также получила известность как эссеист и переводчик.

— Бог ты мой! — произнес его светлость. — Неужели это сделал я?

— Все улики указывают на это, — ответила его жена.

— В таком случае мне остается лишь сказать, что я еще никогда не видел, чтобы столь убедительные улики приводили к такому результату.

Медсестра, похоже, приняла это на свой счет. С нотками упрека в голосе она произнесла:

— Мальчик чудесный.

— Хм, — протянул Питер и аккуратно поправил очки. — Что ж, вы свидетель-эксперт, вам виднее. Позвольте, я его возьму.

Медсестра посмотрела на него с сомнением, но просьбу выполнила. Правда, чело ее разгладилось, как только она увидела, как уверенно и умело ветреный отец принял на руки малыша, что, впрочем, было не так уж удивительно для многократного дяди. Лорд Питер осторожно сел на край кровати.

— Как думаешь, у него все как положено? Не хуже других? — несколько взволнованным голосом спросил он. — Когда я сам что-то делаю, я, разумеется, уверен в успехе, но… когда приходится с кем-то сотрудничать, никогда не знаешь, чем все закончится.

— Думаю, сойдет, — сказала Харриет.

— Хорошо. — Он быстро развернулся к медсестре. — Мы согласны. Оставляем его. Забирайте его и спрячьте хорошенько. Скажите, пусть запишут на мой счет. Знаешь, Харриет, это очень интересное добавление к тебе, но из-за него я мог потерять тебя. — Голос его дрогнул, потому что в последние двадцать четыре часа он чуть не сошел с ума от страха.

Доктор, который зачем-то выходил в соседнюю комнату, вернувшись, успел услышать последние слова.

— Вы паникер, ничего подобного не могло случиться, — добродушно произнес он. — Ну ладно, вы уже увидели все, что хотели, так что вам пора. — Крепко взяв за плечо своего подопечного, он подвел его к двери. — Ложитесь спать, — сочувственным тоном посоветовал врач. — Вы устали.

— Я себя отлично чувствую, — воспротивился Питер. — Я же ничего не делал. И вот еще что… — Приняв воинственный вид, он указал в сторону соседней комнаты. — Скажите своим медсестрам: если я захочу взять на руки своего сына, я не буду спрашивать у них разрешения. Если его мать захочет его поцеловать, она его поцелует. У себя в доме я не допущу этой вашей гигиены.

— Очень хорошо, — не стал возражать доктор. — Как пожелаете. Лишь бы вам спокойно жилось. Лично я считаю, что микробы даже могут быть полезны. Они, знаете ли, закаляют организм, приучают защищаться. Нет, спасибо, я не хочу выпить. Мне сейчас идти к следующей мамаше, а запах алкоголя не способствует доверию.