Светлана Казакова - Город, где живёт магия. Трилогия

С этими словами он вышел, оставив меня одну. Некоторое время я сидела на стуле, вытирая ладони об одежду и пытаясь глубоко дышать, чтобы не дать подступающим к горлу рыданиям вырваться наружу. Княжевич ведь сказал, что не нужно плакать, да я и сама не хотела давать инквизиторам повод наблюдать мою слабость.

Где же Дарий? Я надеялась, что он приедет сюда раньше меня, но, должно быть, у него были и свои дела, которые требовалось закончить. Я встала и подошла к окну, оглядела внутренний двор, окружённый тщательно подстриженными кустарниками. Он казался таким благоустроенным и мирным, что можно было почти забыть, в каком заведении я находилась. Но не получалось не думать обо всех тех магах и ведьмах, которых привозили сюда раньше, о том, какими способами их допрашивали и за что наказывали.

Когда дверь за спиной скрипнула, я с надеждой повернулась к выходу.

— Любишь ты преподносить сюрпризы, Вероника, — заметил Дарий, который вошёл один, без сопровождения инквизиторов. — Но, признаться, такого я не ожидал.

Я сделала несколько шагов, обняла его, уткнувшись носом в плечо, обтянутое чёрной рубашкой. Дарий погладил меня по волосам, и я всхлипнула. Пусть иронизирует, пусть ругается, пусть называет меня бестолковой ведьмой — главное, что он рядом.

— Я же просил тебя не плакать, Вероника, — проговорил он.

— Я не плачу, — выдохнула я. — Я просто…

— Что? Соскучилась?

— Да, — неожиданно для самой себя призналась я.

— Послушай, — произнёс Дарий, слегка отстраняя меня и заглядывая в глаза. — Что бы я ни говорил во время допроса, не возражай. Если мои слова тебя удивят, если я скажу неправду, подтверди всё, что услышишь. Договорились?

— Ладно, — согласилась я. — Но что…

— Хорошая девочка, — проговорил он и, наклонившись, быстро и крепко поцеловал меня.

Дверь снова открылась, пропуская уже другого мужчину, но весьма похожего на первого. Такая же форма и высокие чёрные сапоги, бесцветные глаза, сдержанные движения и сухопарая фигура. Я очень надеялась, что это не сам Верховный Инквизитор.

— Как я вижу, наша ведьма готова к допросу, — заметил он, и я попятилась назад, чтобы снова сесть на стул. Я вовсе не была готова. Ноги снова подкашивались, а руки дрожали. — И её адвокат тоже, — добавил он.

— Я не адвокат, — ответил Княжевич. — Но я должен кое-что сказать.

— Интересно, — отозвался инквизитор. — Продолжайте.

— То, что сделала ведьма Вероника Солнцева в университете, не было её виной. Она просто стала проводником магии. Моей магии.

Я растерянно уставилась на Дария. Он, в самом деле, решил соврать инквизиторам? Я вспомнила, что он просил меня подтвердить любые его слова.

— Что? — озадаченно переспросил инквизитор. — Вы хотите сказать, что сделали эту девушку проводником своей магии, внушив ей, что она должна сделать в университете? Но по какой причине?

— По личной, — невозмутимо ответил Княжевич. — Сегодня в должность декана Университета Магии вступил Карл Розенберг. У меня к нему личные счёты, и мне хотелось испортить ему этот день. Как видите, это удалось.

— Но вы же осознаёте, что нарушили закон, применили запрещённую магию разума, использовали ведьму, которой ещё не исполнилось двадцати одного года? — уточнил допрашивающий.

— Осознаю. И готов понести наказание, — сказал Дарий и, поймав мой взгляд, подмигнул. — Вероника Солнцева невиновна.

Открыв глаза, я обнаружила, что сижу всё в том же унылом помещении, уронив голову на сложенные на столе руки. Я что, умудрилась заснуть в логове инквизиторов? Устало потёрла ладонями лицо, убирая назад волосы, и тут же всё вспомнила.

Почему это не оказалось всего лишь страшным сном? Почему я не могла в это мгновение просто проснуться и осознать, что ничего этого на самом деле не было? Ни назначения нового декана, ни того, что я устроила в университете, ни посещения этого места.

Когда Дарий заявил, что я невиновна, инквизитор снова переключил своё внимание на меня и потребовал, чтобы я подтвердила слова Княжевича. Я растерянно переводила взгляд с одного на другого и чувствовала себя так, как будто меня пытаются разорвать на две части, почти не оставляя возможности вдохнуть и подумать, чтобы принять решение. Дарий взял на себя мою вину. Я-то знала, что никакой магией разума по отношению ко мне он не пользовался. Вернее, пользовался, но не в этот, а в другой день, когда мы искали амулет ведьмы, и после того, как я примерила браслет, мне начали сниться эти сны о женщине, лица которой так и не удавалось увидеть. Но почему Дарий так сказал инквизитору? Почему он соврал и попросил меня согласиться со всеми его словами?

— Вы подтверждаете это заявление? — нетерпеливо повторил инквизитор. — Отвечайте!

Княжевич за его спиной нахмурился и знаками дал мне понять, что я должна немедленно со всем согласиться, чтобы не испытывать терпение инквизитора.

— Отвечайте!

Потупившись, я кивнула и закусила губу. Вот и всё. Теперь я тоже соврала. Вместо честного рассказа о том, что потеряла над собой контроль и позволила собственной магии вырваться на свободу, я подтвердила ложь, будто меня использовали, как безвольную марионетку. Что же теперь будет?

— Вы совсем запугали девушку, — хмыкнул Дарий. — Она уже представляет себе, как на заднем дворе готовят костёр.

— Не помешало бы, — бросил инквизитор и, потеряв ко мне всякий интерес, развернулся и направился к двери. — Идите за мной, а она пусть пока останется здесь.

Я больше ничего не успела сказать — они ушли, и в комнате стало тихо. Пододвинувшись ближе к столу, я приготовилась терпеливо ждать, сама не зная, чего. Почему Княжевич не боялся? Он вёл себя уверенно, спокойно и невозмутимо, словно не испытывал и сотой доли моего страха перед Инквизицией, как будто попадать в подобные места — самое обычное дело. А, может быть, так и есть, и для него это не в первый раз?

Должно быть, я сама не заметила, как задремала, и сейчас, проснувшись, озиралась по сторонам и думала, уж не забыли ли обо мне. Даже любопытно стало, что будет, если наступит ночь, и все, кто работает в этом здании, разойдутся по домам. Думать о том, что инквизиторы — тоже люди, которые где-то живут, варят кофе и поджаривают яичницу, было довольно странно.

Я вспомнила прошедшую ночь. То, как Дарий целовал меня — одновременно бережно и настойчиво. Я ничего ему не сказала, несмотря на то, что слова так и рвались из меня, и сложно было удержаться от признания в своих чувствах к нему.

Нужно было что-то делать, чтобы помочь Княжевичу, найти возможность хотя бы ещё раз поговорить с ним. Понял ли он, что именно Розенберг оказался тем человеком, голос которого я слышала в тот вечер? Ведь по телефону я не могла всего рассказать, да и здесь нам не позволили как следует поговорить. Как бы то ни было, а положение моё оставалось крайне незавидным. У отца Инны, которая очень им гордилась, было всё: деньги, связи, репутация. Он мог бы раздавить меня одной рукой, как надоедливую букашку, если б захотел. У меня же не было совершенно никаких доказательств того, что именно он убил декана, смерть которого была признана естественной.