Галина Штолле - Фестиваль огней (СИ)

С вицери в Хикое были сняты все обвинения и нашлись люди, зачастую не только с Флессии, пожелавшие занятся их образованием и работой. Дорреро не возражал, к нему самому уже приходили несколько политиков, он выжидал. Своего человека и того самого предложения, которое изменит его жизнь. Надо ли говорить, что всё, предлагаемое до этого, его не впечатляло?

В тот памятный вечер он забежал в кабинет захватить какую-то книжку, когда услышал голос позади себя.

— Наслышан о вас, молодой человек.

И обернулся. В полутьме кабинета, вечерние сумерки чернильной краской очерчивали силуэт поджарого пожилого мужчины, свободно расположившего в кресле напротив.

— И что же вы обо мне слышали?

— Говорят, за вас и вашу банду готовы передраться, но вы отвечаете отказом всем, кто к вам приходит. За исключением обычных людей, пожелавших помочь кому-то из вас.

— Предложения звучат не очень красиво, — отшутился Дорреро и взял серьёзный тон, — и с моральной стороны порой весьма сомнительны. Нас видят лишь как инструмент, а я не хочу, чтобы меня и моих ребят использовали. Никому не приходит в голову поинтересоваться, чего же хочу я.

— И чего же вы хотите? — загадочно улыбнулся незнакомец.

— Власти, — честно признался Дорреро. — Возможность изменять жизнь людей, делать её лучше, влиять на неё. Не на бумаге влиять, а реально заниматься делом.

Задумчивый пронизывающий взгляд. Незнакомец ответил не сразу.

— С такими запросами вам нужно было на Корвенале родиться. В Верховный Совет принимают только по праву рождения. Рожденные вне Корвенала не становятся Ораторами.

Реплика ударила его, обидев, пробудив злость и желание сражаться.

— Значит, я буду первым, — пообещал он.

Пожилой человек поднялся и подошёл к нему, заглянув прямо в глаза.

— Мне нравится твой напор и твой ум. Даже, если ты не станешь Оратором, из тебя выйдет отличный политик. Собирайся.

— А вицери? Я не могу их бросить. Они моя семья.

— Они поедут с тобой. Я придумаю, как устроить ребят. Даю слово.

Незнакомец приблизился к двери, когда его остановил вопрос Дорреро:

— Вам-то это зачем?

— Я стар и одинок. Но у меня есть связи, опыт и знания. Хотелось бы их кому-то передать. Ты в этом плане идеальный кандидат.

За годы на улице Дорреро научился разбираться в людях. Незнакомец ему не врал, действительно уважал его и говорил с полной серьёзностью. Как со взрослым мужчиной. Второго такого шанса не будет. Дорреро вытянул свой счастливый билет…

Он свернул за угол и оказался перед вывеской «Неотрона». Минималистичное, почти аскетичное убранство которого составляли лишь светодиодные полосы на фоне индиго. Они подчёркивали интерьер и шли каркасом в обрамлении стульев, столов и стен. Перекинувшись парой фраз с барменом, Дорреро взял коктейль и направился к одной из кабинок в глубине зала. При первом взгляде она казалась неотличимой от других таких же трёх, но Дорреро знал, что только она была надёжно защищена от прослушки. Небрежно бросив кепку на стол и расстегнув куртку, он встретился взглядом с учителем. Года не жалели его: сухой, поджарый, седой, с выглядывающими из-под кожи сосудами и тростью. Россет сделал глоток коктейля.

— Откровенно говоря, я ждал тебя раньше, — с укором произнёс Ней Камарро, глаза которого были всё так же молоды и пытливы.

Россет напрягся изнутри и, не подавая вида, поставил коктейль на стол. Ней Камарро был его первым учителем. Именно его предложение принял Дорреро, тогда ещё глава всех вицери Хикои после скандала с фармацевтической компанией. Он дал ему образование и воспитание, благодаря которым Россет сначала стал принцепом Хикои, а потом и генеральным консулом всей Флессии. Но куда важнее различных учебников и этикетов был опыт, который Ней передавал наедине, вполголоса, когда они оставались вдвоём. Уроки, заставляющие мозги шевелиться, искать логику в совершенной бессмыслице и нестандартные решения там, где всё, казалось, лежит на поверхности. Ней был политиком, которому все были должны. Даже преступный мир не рисковал переходить ему дорогу и ввязываться в сделки. И вот теперь он сидит перед ним и говорит, что ждал его раньше. Что однозначно следовало толковать как: «Тут уже давно невесть что творится, а ты припёрся только сейчас?».

— Дел было невпроворот, — не соврал Дорреро.

— Если это связано с последним заявлением Бланш, то дел у вас только добавится.

— Что-то случилось? — посмотрел на него Россет.

— Меня вежливо попросили уйти с поста и покинуть политику, — с лёгкой иронией ответил Ней, наблюдая за удивлённой реакцией Дорреро. А потом загадочно добавил. — И не только меня. По всей Флессии убираются политики, поддерживающие Верховный Совет. Кто-то добровольно покидает пост, с кем-то случаются несчастные случаи… — многозначительный взгляд.

— Речь ведь не только о Флессии? — настороженно уточнил Россет, прекрасно знавший, что процессы, происходящие в неофициальной столице, являются отражением ситуации во всех скрытых мирах.

— Не только, — подтвердил его догадку учитель. — Везде идёт очернение советников, распускаются слухи о ложности плана.

— Про Бланш распустить слухи — не проблема, — задумчиво произнёс Россет. — Она к себе не располагает.

— И про остальных девятерых также, ведь о них почти ничего не известно. Но вот ты… оказался для них крепким орешком. Второй Оратор — самый любимый у скрытых миров, потому что вышел из народа. И удар по твоей репутации будет рещающим.

Второй Оратор… Когда-то эти слова казались такими же недосягаемыми, как и сам пост. Отработавший несколько сроков в качестве генерального консула Флессии, Россет был назначен в Исполнительный кабинет скрытых миров и впервые оказался на Корвенале.

— Король трущоб и новый председатель Исполнительного кабинета. Наслышана о вашей стремительной карьере, — при первом же знакомстве не преминула напомнить о его происхождении Бланш.

— Не всё же вам, высокородным снобам, пробиваться во власть, Первый Оратор, — не удержался от ответной колкости Дорреро. — Не советую так задаваться, падать будет больно.

Это было время самых жестких и непримиримых конфликтов с Бланш в частности и Верховным Советом в целом. Дорреро отказывался исполнять их волю и вовсе не горел желанием быть пешкой в чужих руках, послушно проталкивающей новые законы, он хотел объяснений, что, как и зачем. Ситуация между Исполнительным кабинетом и советниками накаливалась, Дорреро чувствовал, что его хотят убрать с поста, но не могут. Народная любовь слишком велика. И в тот день, когда Верховный Совет был близок к выдвижениию вотума недоверия председателю, он пошёл на встречу с ними. Со всеми советниками. Один на один. И призвал работать не против него, а с ним. Набравшись смелости, он предложил принять его в Совет. Совет онемел на несколько минут. Для них было шоком, что обычный житель скрытых миров мог даже помыслить такое.